Хочется сказать художнику: "Не лги! Выдумывай". (с)
«Вот и он! Самый лучший сказочный эльф!» © Durarara!!
- Автор: Shidzuko.
- Название: Гребаный список бесконечен…
- Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
- Рейтинг: попытка R-ки.
- Статус: закончен.
- Главный персонаж: Джи. Упоминается Первое поколение Вонголы.
- Жанр: размышления, драббл, потуги на гетную романтику и странный сенен-ай.
- Размещение: категорически запрещено.
- Предупреждение: ООСище, AU, POV Джи, щепотка ненормативной лексики. Без претензий на шедевр.
- Дисклеймер: Amano Akira ©
- От автора: ай-яй-яй, мне даже как-то стыдно выставлять подобное. Ибо тут соплепускания, намеки на жалкую попытку дарка… Банальная реальность детей. Жизнь и еще что-то сюрреалистически намешанное: воспоминания, смерть, вечность и etc. Но мне нравится мой результат, мое детище. Ибо это часть души.
До, и я собираюсь закидать Риборн графоманскими посылками.
Ал би бэк. Посвящается мне нелюбимой. xD Потому что Джи. Потому что любимый фэндом. Потому что… потому что.
П.С. Канона тут мало. Сплошь – моя фантазия. Читайте все, кому не лень либо просто нечего читать ._.
Жду любых голосов, мне очень интересно мнение читателей! *__* Шидзу вас любит!
П.С.С. Не спрашивайте, что тут делает цитата из Дурки ._. Она сказана Юммати (!) и, имхо, очень сугешно звучит, вот как-то так…
что ж, 1-й вклад в любимое соо =Ъ…Бывает, порой я чувствую ненависть. Раздражение. Наиглупейшее желание убить кого-нибудь. Вот… Вот просто так. Лишь для того, чтобы назло возбудить проснувшегося внутри меня демона; чтобы раздавить его собственным состоянием аффекта и чистого безумия. Кто бы думал во времена рождения семьи Вонгола, что я, Джи, Первый Хранитель Урагана, через десять поколений юнцов разных эпох и разных мировоззрений – нисколько, ну совершенно не изменюсь. А ведь оказалось-то… Хм, ей-богу… Оказалось, что я – все тот же мальчишка с пылким нравом и подростковым максимализмом в глазах. Только с чересчур тяжелым багажом за спиной. Ошибки прошлого не исправишь просто так: по одному щелчку пальцев и словом «прости меня», гневно брошенному кому-то уходящему без тебя в спину.
И глуп по-настоящему тот, кто придумал и громко – на всю толпу – сказал, что время все лечит.
Хм, чепуха это. Ничего оно не лечит.
Время лишь усугубляет положение. Добавляет ядовитой соли на рану. Даже шрама, как следа опрометчивых поступков, не будет после ее заживления, ибо кровь, сколько бы я ни позорно каялся, не останавливается, капая с кончиков пальцев в черноту.
Я умираю. Очень медленно. Это, на самом деле, страшно. Страшно быть на краю ада – всю осознанную, прожитую тобою вечность. Качаться подвешенным трупом из стороны в сторону. Все десять поколений.
А далее, начиная счет с одиннадцати, круг все равно не замкнется. Только расширится.
…Конца нет.
И суеверия про свет надежды в конце туннеля, про чудесные спасения и дружески протянутую руку утопающему – смехотворны. Они звучат как с уст ребенка: наивно и чересчур по-доброму.
В мире мафии невозможно до самого конца оставаться верным себе – своим нравственным принципам, идеологиям, вере… Разрушает все первое убийство, совершенное дрожащей рукой подростка с потухшей сигаретой в зубах.
Мне, как ни странно, понравилось.
Ноги подкашивались от томительной слабости... Только Джотто не понял тогда моей кровавой ухмылки, играющей новыми нотами на губах.
Это была первая трудность на пути взросления.
Первая пощечина.
Первое унижение, давшее начало последующим.
…Гребаный список бесконечен.
Но я был не один.
Каждый из нас – кто со слезами и борьбой, кто со смирением – начинал взросление с остановкой чужого сердца, с его предсмертным ударом. Мы все держали в своих руках тела и души врагов. Таких же, как мы сами, молодых, глупых и влюбленных парней и девушек, у которых украли будущее, отняли прошлое. Оставили настоящее – и то… Раз, два – и обчелся. Его не существовало, мы обитали в чьей-то иллюзии. Да. Да, да, это была не наша мечта. Это была мечта других: тех, кто намеренно зажег спичку раздора.
И уже, знаете, все равно – кто жертва, а кто убийца, потому что на войне сражались люди.
Люди... Не я – Угетсу и Наккл.
Они похоронили по-человечески, с достоинством и почестями всех падших. Всех до единого. Никто не был забыт. Не оплачен. Не отпущен.
Я не пришел на похоронную церемонию. Я по-своему оплакивал души жертв, убитых мною: с бутылкой паленого спиртного, пьяным возмущением и плачем пополам с истеричным хихиканьем.
Ночь была долгая.
Джотто молча сидел рядом, опустив голову вниз, словно перед кем-то извиняясь; по его щекам стекали слезы, которые он не вытирал рукавом рубашки – просто оставлял. И, уверен, они обжигали его лицо, как Пламя Предсмертной Воли обжигала своим солнцем его врагов.
До утра мы ничего не сказали друг другу. Даже не прикоснулись – ни случайно, ни намеренно. Мы не тянулись к взаимной боли или еще чему-то извращенно странному.
Правда один раз он схватил меня за ворот рубашки и с ненавистью, словно презрительно плюнув, ударил по лицу (впрочем, получил я заслуженно). Я замолкнул, подобно одержимому машинально потянулся к бутылке. Через три обжигающих глотка ее содержимого он глухо сказал:
- Прости.
Потом коснулся кончиками пальцев к покрасневшей щеке, и я снова услышал:
- Прости.
Он повторял и повторял это слово. Прости, прости, прости…
Это была вторая трудность на пути взросления: беспомощный Джотто и его тихое «прости» со всхлипом и мокрым взглядом в мою сторону.
В конце концов, я не нашел тех самых слов.
Запил их еще двумя глотками и без сил уткнулся ему в грудь, проваливаясь в кошмар снов. Сквозь дремоту я почувствовал его ледяные ладони на плечах и горячее дыхание на затылке. Потом стало темно и безразлично.
Утром мы все встретились на кладбище с десятками свежих могил. Чертовых слез, воя, соплей и жалоб… ничего не осталось. Только долг в наших неуверенных для убийства руках. А в прорехах сердца – крики птиц на рассвете.
Пусть кто-то пытался покончить собой в прошедшую ночь, и кто-то его останавливал, пусть кто-то молчал и запивал разум дешевыми, спиртными напитками, глоток за глотком. Пусть. В любом случае (да, согласен) мы все – начиная с беззаботного Угетсу и заканчивая высокомерным Деймоном, – дали слабину.
…Пусть.
Ведь мы знали, что у нас есть еще один шанс.
Большего попросту и не надо было.
Лишь одна фраза в собственных мыслях: «Ты будешь когда-нибудь прощен».
Хех, это… так… так просто и наивно звучало!.. Мы ребячески поверили в отпущение грехов, и тогда расклад карт со временем изменился.
Я продолжил жить. Джотто, наконец, начал улыбаться. Алауди – отворачиваясь, одаривать нас своим фирменным «хм». Лампо о чем-то непонятном мне лениво разговаривать с Накклом. Деймон – заигрывать с куклами из высшего света. К Угетсу же вернулось спокойствие.
Смешно, наверное, все это выглядело со стороны.
Но мы действительно были счастливы. Каждый – по-своему.
Детские игры начали счет заново, буквально с нуля. Нам отчаянно не хотелось взрослеть и следовать законам мира взрослых, которые требовали рациональной взвешенности решений. Я был бунтарем. Я много курил, часто проводил вечера за распитием алкоголя, однако никогда и ни под каким условием – в компании с женщинами. Только в одиночестве или – раза два, три, не больше – с уличными хулиганами.
Однажды я пригласил к себе в гости Джотто. Он, тепло улыбаясь, согласился и без предупреждения привел женщину... Да нет, какая она женщина. Девушка… Девочка.
Мне было шестнадцать. Я влюбился в нее.
- Джи, знакомься. Джульетта.
- Ха, попахивает пафосом.
- Вы так считаете? В любом случае, приятно познакомиться. Мне о Вас столько рассказывали. Надеюсь на дальнейшее с Вами общение.
Она была похожа на Джотто мягкостью и добротой. Она любила запах его волос, который лично мне напоминал солнечный день на поле цветов. Она носила четыре кольца: две – маленькие, серебряные – на мизинцах, другие две – золотые и довольно-таки массивные – на больших пальцах. По два кольца на каждой руке. Объясняла она тем, что контраст и симметрия – «это красиво». Я громко посмеялся, услышав подобное впервые. Она с глупым удивлением посмотрела на меня, затем встретилась взглядами с Джотто, который только с извиняющей улыбкой пожал плечами. В общем, богатая и беззаботная кукла, заключил я тогда.
И все равно – долго не понимал, что же особенного в ней он нашел.
- Ну, понимаешь, Джи, Джульетта… Я раньше не встречал таких девушек.
- Она пустышка, ты понимаешь это?
- Знаешь, мне это кажется или нет, но ты что, ревнуешь?
- Черт, не мысли как пятилетний. К чему я могу ревновать?
Уголки его губ поднялись вверх.
- У тебя ведь нет девушки.
Зато в скором времени появилась.
Это произошло спонтанно, неосознанно, на одних порывах.
Джотто часто задерживался, говорил: «Дела», – и после добавлял, что, «может быть, придет Джульетта». Я кривил ухмылку, а после слышал в ответ: «Ей скучно одной, поговори хоть о чем-нибудь с ней». Он понимал мое отношение к ней, наверное, из-за этого и доверял самое дорогое, что у него было, своей Правой Руке. Подлюге. Предателю.
Мне.
Она сидела за столом, подперев подбородок ладонью. Тикали настенные часы с треснутым стеклом. За зашторенным окном ревел ливень. Протекала крыша, поэтому до ее прихода, когда дождь только начался, я расставил миски по всему дому: на кровати, на полу, стульях. Странная ночь была.
Я. Она. Я. Она…
Мы оба молчали, слушая влажное эхо капель.
Она постукивала пальцами о столешницу.
Я размышлял над его словами.
«У тебя ведь нет девушки».
- Джи, почему Вы меня ненавидите?
- Не знаю. Просто так, наверное.
- А как это можно исправить?
«У тебя ведь нет девушки».
- Как, говоришь…
Я завидовал Джотто. Он мог кого-то обнимать, с любовью целовать, всецело ощущать… Быть внутри. А я… Что я? Я был ребенком в тот момент, когда он взрослел и уходил вперед; когда я не мог его догнать и ухватиться за ускользающую из руки ладонь.
Дети – самые жестокие существа.
Только сейчас мне стал понятен смысл этих слов.
Я – самое жестокое существо.
Я предал своего лучшего друга.
Это случилось под влажное эхо капель. Я впервые обнял, с любовью поцеловал, всецело ощутил ее. Я был внутри.
И лишь желтая лента в ее волосах и четыре кольца на трогательных пальцах являлись свидетелями предательства.
- Не говорите ему ничего. Пожалуйста.
Я. Она. Я. Она…
На этом мы и закончили – так глупо и быстро, что любовью назвать подобное не хватает наглости до сих пор.
Я, она – влюбленность на тридцать минут, на несколько десяток дождевых капель.
Джотто не заметил тогда изменений в наших с Джульеттой отношениях. А может, он многое, слишком многое знал, но промолчал и закрыл глаза, как и положено главе семьи Вонгола.
Я еще долго не мог посмотреть прямо ему в глаза. Всегда отводил взгляд куда-то в сторону и беспокойно взлохмачивал волосы.
- Что это с тобой?
- Все нормально.
Когда мне было восемнадцать, по городу волной прошло известие об убийстве всей ее семьи. Кровавая резня из-за неуплаты долгов преступной организации.
- Помнишь Джульетту?
- Ты про…
- Ее больше нет.
- Да. Слышал.
Так все и было.
Я на секунду вспомнил свою прошлую влюбленность и затем убил мысленный образ этой девочки, хороня его в низинах сознания. Убил ее дважды – в ту дождливую ночь и в тот траурный день в жаркой Италии.
И, как тогда, Джотто плакал, и мы не тянулись к чему-то теплому и взаимному.
Так все и было.
Умерли дети, родились взрослые.
Однако что-то, может, и осталось. Глубоко внутри.
Просто заснуло.
А часы тем временем тикали: тик-так, тик-так… Разгорались внутренние конфликты между крупными мафиозными семьями, вновь наступали темные времена: времена битв, пыток и гражданских войн.
Один за другим семья Вонгола теряла людей. Погибали и Хранители. Первым был Наккл, расчлененное тело которого мы обнаружили на вражеской базе в морозильнике с трупами наших товарищей. Затем Лампо, пропавший без вести на разведке. Деймона публично, при всех слугах на королевском троне, расстреляли наемные убийцы. Угетсу и Алауди погибли при захвате крупного особняка босса влиятельного преступного сообщества.
Предпоследним в списке оказался я.
- Ублюдки!
Это походило на сюрреалистический сон: красные брызги летящей в лицо пули, желтые всполохи бегущего ко мне – сквозь завесу белого столба пыли и выстрелов – Джотто, который что-то с надрывом кричал, бесцветные трупы под ногами… Безумная радуга жизней и смертей.
А потом раздался громкий хлопок, будто кто-то в ладони хлопнул, – и краски померкли.
Он, наверное, плакал, а я не мог найти тех самых слов. Я не мог быть даже рядом с ним.
И эта призрачная беспомощность – самое идиотское в моей смерти.
Я слишком поздно понял, что не хочу умирать; что хочу еще раз увидеть солнечный день на поле цветов.
Вернуться назад, в детство.
К Джотто.
К его ледяным ладоням на плечах и горячему дыханию на затылке.
…Но было уже слишком поздно. Темно и безразлично…
* * *
«…Каково умирать молодым, глупым, влюбленным? Похоронили ли наши тела или бросили их в сточную канаву под гогот и смех? Простили ли нас?..»
Пришла наша очередь отвечать на эти вопросы. Ведь расклад карт вновь изменился.
Теперь другое поколение мальчишек и девочек держало в своих ладонях души убитых. Другое поколение пробовало на вкус запекшуюся кровь на пальцах. Другое поколение вставало на ноги и встречало кладбищенский рассвет, слыша в низких облаках крики птиц и шум их крыльев. Влюблялось, бессмысленно пропивало юность, доказывало свою значимость, предавало, молчало, скрывало...
Я отчетливо вижу их наивные улыбки на чистых лицах. За спинами этих детей небольшой сверток, он совсем еще легкий и совсем не отягощает шаг.
Я слышу их голоса, крики, всхлипывания.
Я ничего не могу сделать.
Только ощущать тепло и холод их ладоней сквозь металл кольца – своей тюрьмы.
Мне, по правде, и нельзя вмешиваться.
Наше время прошло.
Теперь им вершить историю и умирать, передавая судьбу наций и эпох в следующие раскрытые ладони.
От Первого поколения ко Второму, от Второго к Третьему…
…от Девятого к Десятому.
Скоро война и этих детей закончится.
А далее, начиная счет с одиннадцати, круг все равно не замкнется. Только расширится.
…Конца нет.
Гребаный список бесконечен…
@настроение: *потирает ручки*
@темы: Giotto x G, Фанфикшн
-
-
06.12.2010 в 01:08