[Анончик]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Фанфик "Один день".

[Риам]

Название: Один день
Автор: Говадера
Пейринг: Гокудера/Тсуна
Рейтинг: R
Размер: 3194 слова
Жанр: повседневность, романс.
Предупреждение: отсутствие беты (вакансия свободна)
Размещение: разрешено.
Примечание: написано в конце августа, но на сообщество выставляю впервые.

Душно.
Одеяло сбилось в ногах, отброшенное в бессознательных попытках сбежать от ночного кошмара. По виску сползает капелька пота, стекая по коже шеи, исчезая среди взмокших завитков волос на затылке. Пальцы судорожно цепляются за тонкую ткань простыни, сжимают, едва не разрывая. И когда легкие перестают принимать кислород, зеленые глаза в смятении распахиваются. Хаято еще не до конца осознавая, где находиться, приподнимается, пытаясь удержать вес собственного тела на дрожащих руках. Холодная свежесть ночного воздуха, проникающего через незапертое окно, разрывает грудную клетку, сопровождая каждый вдох колющей болью. Полутьма комнаты создает обманчивые, иллюзорные видения несуществующих вещей, но та же тьма способствует легкому воспроизведению уже практически стершегося из памяти сна.

«… — Гокудера-кун, ты не оправдал моего доверия.
Разочарование вперемешку с болью.
Едва заметная морщинка залегла между тонкими бровями.
Хотя это не разочарование. Это обида. Горькая потеря веры, словно ребенку впервые сказали, что сказок не существует…»

И пустота. Как будто всё остальное тщательно кем-то удалено, но и этого достаточно, чтобы почувствовать подступающий к горлу комок.
Безотчетный страх услышать подобное наяву.

Зная, что уже точно не заснет, Гокудера осторожно сползает с кровати, нащупывая ногами домашние тапки. Косой взгляд на окно подтверждает его догадки: рассветом еще и не пахнет, но и заснуть он больше не сможет.
На кухне теплее, но не настолько, чтобы отогреть замерзшие руки и упокоить потревоженные нервы. Хочется молока.
Ури, мурча, трется о ногу, напоминая о себе.

«Официант, нам два бокала!..»
Вспоминается вырванная из какого-то известного текста крылатая фраза, и слабая улыбка слегка приподнимает уголки губ.

После первого стакана молока настроение улучшается.
Наблюдая за уткнувшейся в своё блюдце кошкой, Гокудера ловит себя на мысли о том, что не всё так плохо. Хотя кого он пытается обмануть? Всё плохо.

Некоторые думают, что плохое сразу же бросается в глаза, но это вовсе не так. Самое страшное всегда скрывается в глубине человеческих сердец, где люди блуждают по лабиринтам своих страхов в надежде найти истину и понять самих себя. Опасность наткнуться на кошмары поджидает за каждым углом, но они все равно всю жизнь бродят, вглядываясь в бесконечную тьму, пытаясь отыскать выход. А кто-то остаётся сидеть на одном месте, сжавшись в комочек, не делая ни шага вперед: непонятно умные они или трусы, ведь выхода до сих пор никто так и не нашел.
Так что всё плохо. Лучше пусть будет плохо, ведь тогда можно оставаться начеку, не опасаясь, что внезапность застанет тебя врасплох.

«Стакан наполовину полон? Стакан наполовину пуст? Стаканом можно бить людей!»
В стакане не осталось больше молока, поэтому нужно налить еще.
Подниматься лень. Конечно, можно подтянуть стул к столу, на краю которого стоит заветная бутылка, но тонкая подошва тапок предательски скользит по кафельному полу, не давая установить опору. Злит, но против физики не попрешь. И молока уже не хочется.
Расфокусированный взгляд цепляется за стрелки настенных часов, показывающих, что обычное время подъема наступит ещё нескоро.
«А, ну и чёрт с ним…»
Заняться абсолютно нечем, а размышления над чем-то опасны, возвращением к тому, с чего началось утро.


«Учебники, тетради, ручка – всё с собой. Сумка на плече. Сигареты в кармане. Можно выходить»
Ури пытается прошмыгнуть, в приоткрывшуюся дверь, но Гокудера ловко подхватывает её поперек туловища. Пальцы с удовольствие зарываются в густой теплый мех. Ему хочется прижать живой комок к себе, немного потискать, но это чрева-то новыми царапинами, поэтому животное оказывается втащено обратно внутрь квартиры.
— Сиди тут.
Образ обиженных глаз еще некоторое время фигурирует в мыслях, но испаряется стоит Хаято оказаться на улице.

Над Намимори едва забрезжил рассвет: небо светлое, но солнце еще не показалось, а лёгкая дымка белесого тумана размывает силуэты домов в конце улицы.
Дорога до дома Десятого недолгая, но скучная. Особенно в такое время, когда глазам предстают лишь пустые, словно вымершие улицы, а промозглый утренний ветер заставляет плотнее кутаться в тонкую куртку, впрочем, не спасающую от появления мелких мурашек.

Вот и знакомый белый забор. Дом выглядит нежилым: все окна закрыты, не слышны крики детей, бельевая веревка пустует.
«Значит, мать Десятого еще не встала. Придётся ждать»
Облокотившись на каменную стену, Хаято лениво щелкает только что вытащенной из кармана зажигалкой. Курить не хочется, вернее хочется, но простейшее действие завораживает.

«Нажать. Щелчок. Есть огонь. Отпустить. Нет огня. Что-то лишнее? Разрушение требует больше действий, чем воссоздание, но так лишь на первый взгляд: длинная цепочка действий ведущих к разрушению остаётся за кадром. Все находится в равновесии. Половины одного уравнения всегда равны, иначе это уже не уравнение. Где же сигареты?»

Фильтр горький и зубы внезапно становятся чувствительны, неприятно проезжаясь по бумаге. Первый же вдох и Хаято еле сдерживает рвотный позыв.
Лёгкая интоксикация никотином.
Но курить так хочется, что переждав неприятное состояние, Гокудера делает еще одну затяжку, давясь едким дымом. Сильный ветер, гуляющий по перекрестку, сносит непроизвольно выступившие на глазах слезы. Хаято собирается вытереть их тыльной стороной ладони, но вовремя вспоминает, что между пальцев зажжённая сигарета и неловким движением вполне можно подпалить себе волосы. Сознание тут же воспроизводит печальную картину последствий не случившегося.
«Бегаю с горящими волосами перед домом Десятого, ору, пытаюсь сбить огонь. Он бы меня точно «поблагодарил» за подобное пробуждение»

Тем временем со стороны дома доносится негромкий хлопок входной двери. Кто-то проснулся и вышел во двор. Хаято быстро кидает окурок под ноги, туша тлеющую сигарету носком ботинка: мать Десятого не должна знать, что несовершеннолетние друзья её сына имеют подобные привычки. Стряхивая со штанов, нечаянно попавший на них пепел, Гокудера решает немного переждать, пока табачный запах полностью не выветрится.
Нана, насвистывая какую-то незатейливую мелодию, бодро развешивает только что постиранное бельё. Она недотягивается, поэтому ей приходится вставать на цыпочки, перекидывая очередной элемент одежды через витую бельевую верёвку.

«Идеальная «японская жена». Немного простодушна, не прочь поболтать, любит спокойную домашнюю рутину. Интересно, что творится в мозгах у подобных людей? Чем они интересуются, кроме ежедневных дел и графы расходов? Младшая Сасагава такая же? Мне их не понять»

Гокудера осторожно выглядывает из-за угла, наблюдая за беззаботной женщиной, всё никак не может подобрать удобный момент, чтобы подойти. Ждёт, обдумывает, но так и не подходит: замечает идущего по улице Ямамото и снова прячется за угол, скрываясь в тени забора.

«Да ну, к чёрту всё»

Настроение итак поганое, портится еще больше. Прижавшись спиной к бетонной загородке, Гокудера вслушивается в весёлый обмен любезностями, коря себя за свою нерешительную медлительность. Взгляд устремляется в бесконечный небесный простор, по которому плывут барашки редких облаков.
Сегодня будет солнечно.

Облака проплывают по небу, исчезая где-то за горизонтом.
Они похожи на многое: человеческая фантазия богата на выдумки. И чем дальше удаляешься в придуманные тобой образы, тем труднее возвращаться обратно, туда, где всего этого нет. А может есть.
То самое «может», которое заставляет верить абсолютно во всё. И когда эпизодическое «может» не спасает, опровергаясь нерушимыми фактами, на помощь приходит глобальное «может», ставящее под сомнение устройство этого мира.

Хаято не следит за ходом времени, мысли утекают куда-то вглубь сознания, туда, где обрывочными клочками мельтешат необъяснимые видения, наслаиваясь на реальные события.

«Десятый улыбается. Он редко улыбается, хотя это не все замечают. А еще реже можно поймать отражение этой улыбки в его глазах. Масочник. Не со зла. Без подоплёки. Чтобы защититься. Не до конца доверяет, а, кажется, что верит всем сердцем. Хотя он прав, до конца верить нельзя никому, но так хочется, чтобы поверили тебе. В тебя. Сложная цель»

Редкие прохожие с подозрением косятся на стоящего без дела подростка, у ног которого уже скопилась небольшая горстка бычков.
«Тоже не доверяют или подозревают. Фантазия, ты губишь людей»

Мимо, не замечая притаившегося Хаято, проходит Десятый вместе с Ямамото. О чём-то болтают. Бейсбольный придурок смеётся, положив руку на плечо босса. Возникает вполне осознанное желание подойти и грубо скинуть чужую конечность с совершенно неподходящего ей места, но это не его плечо. Хотя если задуматься, может ли быть похожим на его, если желание избавиться от нежелательной руки такое же, как если бы она лежала на его собственном.
Когда двое скрываются за поворотом, Гокудера неслышно покидает свой наблюдательный пункт и, выбирая обходной путь до школы, постепенно переходит на бег.
«Надо успеть первым, не хватало еще, чтобы подумали, что я проспал»
Каждый удар подошв об асфальт отдаётся тупой болью в голове. Самочувствие подводит, напоминая о наполовину скуренной пачке. Вроде бы не так уж много по сравнению с обычной нормой, но ударная доза для столь малого промежутка времени. Дыхание сбивается. У самых ворот школы приходится сбавить скорость. Одышка неприятна, воздух рвёт легкие. Чувство слабости – отвратительно.
«Может пора завязать? Вопрос, что тогда будет с итак расшатанными нервами?»

У дверей класса уже столпились разномастные ученики. Друзья, подруги, приятели, знакомые – люди. Какая разница кто они друг для друга, для Хаято они лишь человеческие особи. Безликие, шумные и занимающие слишком много незаслуженного пространства.
С самого порога в глаза бросается шутливая надпись, выведенная корявыми иероглифами в самом углу доски.
«Тсуна-неудачник»
Закатывать сцены — недальновидно и опрометчиво, поэтому легче стереть неудачную провокацию, будто невзначай проехавшись по ней боком сумки. Злость вновь подкатывает удушливыми волнами, хочется порвать в клочья весь мир, лишь бы не возникало больше подобных проблем.

Не отягощаясь оттиранием меловых следов, Гокудера забрасывает свою сумку за спинку стула. Остаётся лишь дождаться Десятого и начала урока, во время которого, можно будет слегка расслабиться, краем уха слушая невнятное бормотание учителя.
Жужжание вокруг нарастает. Гул множества голосов сливается в бесконечно-раздражающий шумовой поток. Ученики постепенно стекаются в класс, занимая отведенные им места.
«Беззаботные. Лишь мизерная их часть хотя бы схематично представляет план своей дальнейшей жизни. Как бабочки-однодневки: безликие, иногда красивые, но пустые и приносящие пользу, только после многочасовой работы толпой»

Во всем происходящем чувствуются некая странность, и эта странность заключается в том, что Десятый до сих пор не появился. Оковы беспокойства спадают только с появлением в поле зрения растрепанной каштановой макушки.
«Кивает, улыбается, отвечает на приветствия. С первого взгляда, такой же, как все»
Откинувшись на жесткую спинку стула Гокудера слегка расслабляется, мысленно вычеркивая один из пунктов списка «беспокойство». Пальцы неосознанно перекатывают шариковую ручку. Направо. Катиться упрямо, тормозя несимметричной частью колпачка. Налево. Так же.
Бесит.
Не рассчитав силы, толкает чуть сильнее, едва не роняя. Подхватывает уже в воздухе, а, когда поднимает голову, натыкается на лучащийся живой радостью взгляд карамельно-карих глаз .
— Доброе утро, Гокудера-кун.
«Действительно, доброе»
Легкая паника. На секунду потерянное равновесие, и замаскированное под поклон падение, дарит незабываемые ощущения жесткого удара коленями об пол.
— Доброе утро, Десятый!

***

Суставы пальцев жалобно хрустят в тисках железной хватки чужой руки. Парень дергается, но вырываться не может. Ему остаётся лишь смотреть в суженные в немой ярости зеленые глаза, впитывающие каждый отголосок его страданий.
Гокудера криво усмехается, глядя на это ничтожное создание, пытавшееся выехать за счёт других.
Одноклассник, одногодка, середнячок. Скользкий, отталкивающий тип, но у него не хватило мозгов, чтобы скрыть разочарование, не найдя своей крайне остроумной надписи.
— Отпусти.
— Отпущу, но чуть позже.
— Ты сломаешь мне пальцы.
— Пальцы не сломаю, а стоило бы.
Выкинутый вперед кулак, врезается в хрупкую переносицу скользящим ударом проходясь дальше по щеке. Костяшки ноют, но не сильно, все таки навыки уличного боя просто так не забываются.
Одноклассник воет и катается по земле, прикрывая руками кровоточащий нос.
— Увижу еще раз, и попрощаешься не только с пальцами.

«Заслужил. Был ли повод для физической мести?»
Ноги сами несут по направлению к выходу из школы. Гокудере уже не раз приходилось наказывать безвинно провинившихся, лишь за их мысли, вот только чувство сожаления прихошло впервые.
«Вполне вероятно, что правильнее было бы заставить парня извиниться, но далеко не факт, что подобное раскаяние принесло бы плоды.
Одно дело искреннее извинение, другое дело змея, которую поймали за хвост.
Десятый не видел надписи – не был расстроен. Казалось бы, что мстить не за что.
Есть ли смысл наказывать за то, чего не случилось?
Снова пример двойственных стандартов. Двойственность стандартов заставляет ставить под сомнение любые человеческие морали: проекция на различные ситуации одних и тех же правил даёт самое лучшее представление об их несостоятельности»

Ветер приносит дразнящий аромат свежей выпечки. Живот тут же отзывается бодрым урчанием, но для еды сейчас неподходящее время. Десятый предложил всем после уроков посидеть у него, ведь учебный год еще только начался, и уроков практически не задавали.
«Там и поем»

Бодрый шаг, обусловленный теплыми солнечными лучами, ласкающими кожу, едва не срывается на бег, в попытке быстрого достижения забрезжившей впереди цели. Хаято точно знает, чего хочет в данный момент, а об остальном можно подумать позже, оставшись наедине с собой, не торопясь, без возможных ошибок, прокручивая события минувшего дня.
Нелепая шутка заключается в том, что ошибок избежать невозможно, он всё равно их делает. Умение их не совершать – это не поэтапная шкала, оно приходит с годами, разрастаясь в различных направлениях, охватывая всё более обширные области. Но внезапность и незнание идут рука об руку, и кто бы, что не говорил про обучение «на чужих», это невозможно без личного опыта. Поэтому можно сколько угодно корить себя за промахи, но это бесполезно, если ты не признаешь, что единственно верным путём является их исправление.

«Искупление грехов»

По телу проходит нервная дрожь, оставляя неприятное ощущение того, что что-то остаётся упущенным, скрытым за гранью сознания, но, тем не менее, материальным.
Гокудера хмуро смотрит себе под ноги, в попытке сосредоточиться и поймать ускользнувшую мысль. Вот только, она, подразнив, уже скрылась из виду, подарив на прощание еще одну загадку.
Он думает о небольшой потертости на своих шнурках, о комочке налипшей на ботинок грязи, о темноватом следе неизвестного происхождение, похожем на пигментное пятно на однотонной поверхности серого асфальта.

«Что вижу – о том пою. Херня какая-то. Пытаться не думать о чём-то всегда даёт противоположный результат, а тут, похоже, зеркальная ситуация»

Секунды жизни утягиваются в небытие, съедаясь незапланированным промедлением. И это становится ясно, когда цепочка размышлений заводит в тупик. Хаято снова злиться на себя за свою глупую сущность, не позволяющую отрешиться от попыток понять устройство всего на свете.
До дома Десятого всего несколько метров, а он завис, размышляя о составе и происхождение какого-то пятна.
«Идиот»


— Гокудера!
«Тч. Бейсбольный придурок»
— А мы уже начали думать, что ты потерялся. – смеётся.
«Смейся. Думаешь, никто не понимает, что своим «показным добродушием» ты лишь пытаешься привлечь чужое внимание? Может ты и нормальный парень, вот только подобное поведение выбешивает. Жалкие попытки»
— Отвали.

Уже с самого порога, Хаято окунается в атмосферу домашнего уюта и тепла. Различия особенно ощутимы после недолгой прогулки. То немногое, что может дать обычное жилище – собрано здесь. Семья. Только она делает любое пространство желанным. Можно сколько угодно открещиваться от неё, но, только попадая в подобное место, понимаешь, что одному быть не так уж и хорошо.
— Ты чего застыл?
«В семье не без урода»
— Какую часть слова «отвали», ты не понял?
— Ты смешной.
«Да, как престарелый клоун под капельницей»
Пропустить замечание мимо ушей и подняться наверх, пожалуй, было лучшим решением, принятым за сегодня.

В комнате Десятого слишком большая концентрация живых существ.
Раздражает, но не настолько, чтобы высказывать претензии. Впрочем, Хаято на это никогда бы осмелился: тут проходит тонкая грань, разделяющая интересы Десятого и остальных. Раз, он не возмущается, значит всё в порядке.
— Гокудера-кун, я рад, что ты пришел.
— Извините, что заставил ждать!
Искреннее раскаяние выходит слишком громким, даже чересчур. Стоящий напротив Тсуна слегка морщиться, но удивление быстро сменяется стандартной улыбкой. Он действительно рад.

Время течёт своим чередом.
Веселье в самом разгаре, но отрешиться и веселиться со всеми почему-то не удаётся.
Хаято сидит за котацу, опустив голову на сложенные перед собой руки. Притворяется спящим, краем глаза наблюдая за происходящим вокруг. Сбоку слышится шорох. Кажется, что Десятый тоже устал. Теперь, когда он совсем близко, становятся отчетливо видны залегшие под глазами темные круги. Не отдавая себя отчет в том, что делает, Гокудера нащупывает под котацу узкую руку, успокаивающе сжимая тонкие пальцы. Кожа нежная, даже слишком. Подушечки пальцев круговыми движениями поглаживают мягкую ладонь, незаметно прослеживая линии жизни. Полумесяц, как кукла-неваляшка, его можно выводить бесконечно и не сбиваться.
Тсуну словно прошибает током. Он удивленно поворачивается, смотря Хаято прямо в глаза, но руку не убирает. Хочет что-то сказать, но Гокудера уже вскакивает и с резким «Извините», скрывается за дверью, ведущей на улицу.

Холодно и жарко одновременно.
Сердце учащенно стучит, как у загнанного кролика, только что сумевшего скрыться от охотничьих гончих. Мысли похожи на беспорядочный поток бьющихся друг об дружку атомов, а неспособный мыслить человек — беспомощен. Беспомощность пугает. Хаято сам не понимает, почему сбежал, но в один секунду находиться рядом с Десятым стало невозможным. Напряжение, появившееся в штанах, автоматически оказывается списанным на досадную случайность.

В одной футболке холоднова-то. Пронизывающий ночной ветер треплет волосы, выветривая из разгоряченного тела остатки недавнего жара. В процессе попытки натянуть лёгкую ткань футболки немного ниже, рука натыкается на очертания сигаретной пачки, забытой в кармане брюк.

«То, что нужно»

Пальцы замерзли и слегка подрагивают. Попытки зажечь хотя бы небольшой огонёк раз за разом проваливаются.
Ветер слишком сильный, а отойти с продуваемого участка — почему-то не приходит в голову.
Вдруг, в спину утыкается что-то тёплое, всем телом прижимаясь сзади. Хаято от неожиданности отскакивает в сторону. Зажигалка выпадает куда-то в траву.

В темноте за её полётом уследить не удаётся, зато на фоне горящих окон отчетливо виден силуэт того, кто его так напугал. Тсуна тоже нервничает, но быстро берёт себя в руки. Молча наклоняется, выуживая из густой травы жёлтый прямоугольник.
— Ты обронил. – протягивает зажигалку, нелепо смотрящуюся на маленькой ладони, так похожей на детскую.
— Спасибо. – забирать неловко, но и оставаться в таком положении тоже нельзя.

Как только зажигалка оказывается в его руках, Гокудера пытается отступить назад, но в ту же секунду Тсуна делает шаг вперед. Расстояние не изменяется. Оба застывают, ожидая дальнейших действий друг друга.
— Я… Насчёт того, что в доме. В общем, … — Тсуна сбивается, не находя несколько раз прокрученных в голове слов.
Увлеченно разглядывая носки своих ботинок, Гокудера молчит.
Сказать нечего, а смотреть в глаза боссу неудобно и стыдно. Остаётся лишь, изображая провинившегося ребёнка, тихо стоять, теребя одну из многочисленных цепочек, украшающих карманы.
— Гокудера… – звук доносится откуда-то сбоку.
Близко.
Слишком близко.
Не задумываясь, Хаято поворачивает голову и в его губы тут же утыкаются чужие. Нежные просящие. Легкое, но уверенное касание, заставляет всё внутри перевернуться, сминая выставленные барьеры.
Руки зарываются в непослушные пряди каштановых волос, чтобы немного отстранившись, вновь прильнуть, только еще ближе, лаская языком, пока еще сомкнутые губы. Нежность и страсть сливаются воедино, будя внутреннего, доселе находящегося на цепи, зверя.

«Мой. Моё, только моё»

Единственная мысль бьётся, израненной птицей, находя отражение в бешеном стуке сердца.
Хаято уже сам не осознаёт, что делает, слепо шаря поверх чужой одежды, тесня Тсуну к ближайшей стене, ни на секунду не переставая просяще водить языком по чужим губам, в надежде получить доступ. Смело, зато искренне, ведь именно этот ответ рассчитывали получить, идя на подобный шаг. И остановиться уже невозможно.

Наконец, Тсуна немного приоткрывает рот, куда тут же проникает уверенный язык, в дразнящем прикосновении, касаясь его собственного.
Сладко и завораживающе.
Ни на что другое мыслей не остаётся, лишь пытаться вжаться еще теснее, слиться с чужим телом, дарящим столь потрясающие ощущения целостности и правильности, уносящие сознание за черту доселе испытанных.

Пальцы ног поджимаются, а руки слабеют уже не в силах держаться за крепкие плечи хранителя. Но падение успевают предупредить, подхватывая под колени.
Ни на секунду не задумываясь о своих действиях, ведомый интуитивными желаниями, Хаято удобнее устраивается между раскинутых ног Тсуны, перекидывая колени босса через свои локти, неистово впиваясь пальцами в обтянутые тонкими брюками ягодицы. Безумный порыв с лихвой оплачивается приглушенным стоном, вырывающимся из наконец-то оказавшихся на свободе губ.

Вихрастая голова закинута назад, представляя, внимаю жадных зелёных глаз молочную кожу тонкой шеи, куда тут же устремляются ищущие губы, захватывая в плен бьющуюся артерию.

Жизнь между острыми краями клыков. Гул в ушах, сладкое напряжение внизу живота. Пальцы, изловчившись, дразняще поглаживают чужой напряженный член, скрытый туго натянутой тканью брюк. Зубы ни на секунду не отпускают нежную кожу, лаская захваченный участок языком и губами.
От запах возбуждения рвёт крышу, заставляя еще сильнее вжимать подрагивающее тело в стену дома.
Темно.
Покачивающие движения эмитируют половой акт, даря ощущения не хуже, чем от настоящего.
Остро, желанно, правильно.

Переход грани открывает новые горизонты. Достигаются до этого просто несформированные цели.
Возможно, кошмары отступят, но проблема не решится. И Хаято не знает будет ли ему еще когда-нибудь одновременно, так страшно и сладко.

«Спасибо, Небо»

@темы: 5927, Фанфикшн

---

[Georik Zaberisk]

*шёпотом* Я пока тут тихооонечко попикспамлю, пока у меня Тырнеn робит нормальный! ^^

@темы: Фанарт

---

[Georik Zaberisk]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[Cromo]

Раз уж в сообществе так тихо, две небольшие зарисовки двухгодичной давности. Чтобы всё было в одном месте.

Название: Cielo e Vento
Автор: Cromo
Рейтинг: PG-13
Пейринг: TYL!Савада Тсунаёши/TYL!Гокудера Хаято
Жанр: общий, романс
Слов: 1692
Размещение запрещено.
Савада Тсунаёши решает посетить Италию и познакомиться с её обычаями. Невтемная новогодняя тематика. Вероятно, ООС, но помня интонации голоса TYL!Тсуны и репутацию TYL!Гокудеры... кхм.

Этот народ уж давно все заботы забыл,
и Рим, что когда-то всё раздавал:
легионы и власть, и ликторов связки,
сдержан теперь и о двух лишь вещах беспокойно мечтает:
хлеба и зрелищ! … (с)

- Почему именно Неаполь? - спрашивает Тсуна, глядя на машины, световыми мазками проносящиеся за тонированными стёклами автомобиля. Он не много знает об этом городе - впрочем, как и о любом другом городе Италии. Но то, что ему известно, едва ли может быть причиной.
- «...этот город, поражённый мафией, является одним из центров мировой криминальной структуры», - произносит он, пародируя интонации голоса Бьянки.
Гокудера коротко усмехается.
- Чего ещё можно было ожидать от моей сестрицы.
«...поражённый мафией? Вао. Когда она успела проникнуться философией Мукуро? Он случайно не захватил её тело?»
Машина принадлежит Хибари. В салоне пахнет его одеколоном и низкий ироничный голос звучит у Тсуны в ушах, словно его обладатель находится у них за спиной. Разум рисует образ Облака, непринуждённо откинувшегося на кожаное сиденье.
Машина принадлежит Хибари. Если придерживаться фактов, она принадлежит Каваллоне, но его Хранителя это не волнует. Когда он ставит кого-либо перед фактом, протестовать бессмысленно. И поэтому всё то время, что он пробудет в Италии, эта чёрная иномарка - его.
Машина принадлежит Хибари. И тот был не слишком доволен тем, что он обратился к нему с просьбой одолжить её на этот вечер, но Тсуна не хотел ставить никого в известность о своём кратковременном отъезде, что было бы неизбежно, воспользуйся они одной из машин резиденции.
... не произносит ни слова.
Насмешливый понимающий взгляд-рентген. Едва заметно искривившиеся губы.
...поворачивается спиной.
Небрежно подкинутые в воздух ключи. Траектория - парабола. Подставленная Гокудерой ладонь. Глухой - оглушительный - звон.
...уходит, не оборачиваясь.
Машина принадлежит Хибари. Строгая, чёрная, с серыми сиденьями, узкими фарами, отсвечивающими бледно-фиолетовым. Машина принадлежит Хибари. Бесшумная, молчаливая. Ему кажется, что она слышит его мысли.
Машина принадлежит Хибари. Хибари знает.
Савада передёргивает плечами, мотает головой, отбрасывая упавшую на глаза чёлку и упавшую на лицо тень, отбрасывая мысли. Он чувствует себя странно потерянным в ощущении вечернего города, уплывающего вдаль. Привычное подобие знакомого полутранса, возникающего в таких поездках, делает его апатичным.
- И всё же.
- Вы сомневаетесь в том, что я способен выполнить ваше пожелание, Дечимо? - спрашивает Хаято, перестраиваясь в другой ряд.
Риторический вопрос.
- Нет, - признаёт Тсуна. - Никто не справился бы с этим лучше. Мне просто интересно.
Гокудера невольно расслабляется. Бесстрастность его тона внезапно сменяется неясной теплотой и едва различимой восторженностью, сосредоточенный взгляд подёргивается мечтательной дымкой.
- Неаполь - удивительный город, Дечимо. Его история... впрочем, это не имеет отношения к вашему вопросу. Но вы ведь хотели ощутить дух итальянского Рождества. Поверьте, для этой цели лучше всего подходит именно Неаполь.
Тсуна улыбается - Хаято всегда интересовался несколько более экзотическими аспектами мировой культуры, чем экономика и политика. И как педантично, но в своей непередаваемой манере он подошёл к данному ему поручению. Действительно, нет больше никого, кому он мог бы доверить исполнение этого своего желания. И когда он просил Гокудеру познакомить его с обычаями Италии, он знал, что изложением сухих фактов не обойдётся. Ни с кем другим ему не удалось бы не только узнать, но в полной мере прочувствовать, как это бывает - здесь, в чужой ему стране, чужой, но вместе с тем - той, где когда-то родились обе его семьи - обычная семья и семья Вонгола.
- Хорошо, - произносит он вслух и, откидываясь на спинку сиденья, прикрывает глаза, продолжая улыбаться чему-то.

~

Они стоят на крыше небольшого отеля на окраине. Старое здание притулилось на склоне холма, и отсюда хорошо видно, что улицы заполонила разноцветная толпа, а движение перекрыто.
В Италии вообще немного машин.
Тсуна чувствует себя странно в этой стране, но особенно - здесь, где исчезает чувство времени, где мостовые помнят последнего Ромула, а камни, оставшиеся от разрушенных стен изначального города, старше первого. Там, внизу, вдалеке, шумят, выкрикивают что-то люди, но он слышит, чувствует древнюю тишину, которую не нарушить даже голосам сотен тысяч. Эта тишина была до него, до них - и она останется после.
После него. После всего.
Пустота.
В его родной стране эту тишину заглушают машины, смывающие её бесконечным потоком, расплёскивающимся по асфальту бесчисленных дорог. В его родной стране стальные петли мостов, стекло, металл и пластик, вздымающиеся к небу здания-цунами - здесь нет таких. Здесь живое человеческое море мерно-медленно, улыбаясь, плещется в узких улочках - море, не океан извечно-спокойных лиц, которому всё равно.
Он на мгновение закрывает глаза, понимая. Узнавая язык этой земли, её неба, её ветра.
Пустота.
Безразличие.
Не такое, каким его знают люди - тёплое, ласковое, как трава, пригибающаяся под ветром, как солнце, что гладит лучами-пальцами камни, как наливающиеся цветом виноградные гроздья, как туманная дымка в воздухе над гребнями уснувших гор.
Этой древней земле всё равно, что за города поднимаются на ней, чтобы незыблемо стоять веками или уйти в небытие. Ей нет дела до её людей, до сменяющихся поколений, до рождённых ей великих и безвестных. Она просто есть, и если закрыть глаза - не слышно никого, не слышно ничего, кроме её молчания.
Савада мимолётно касается пальцами виска и открывает глаза. Хранитель внимательно смотрит на него, но не произносит ни слова.
Двенадцать минут до двенадцати часов.
- Кстати, что это? - спрашивает Тсуна, кивая на свёрток в его руках. - Ни дня без взрыва, да?
Не может не подколоть.
Хранитель чуть смущается, но почему-то не хочет подыграть.
- Дело не во мне, - тихо говорит он, присаживаясь на корточки и сноровисто разворачивая шуршащую мятую бумагу. - Просто смотрите.
И Тсуна смотрит.
- Не на меня, - не выдержав, наконец, уточняет Ураган, - на небо.
- Но я хочу смотреть на тебя, - Небо пожимает плечами.
Он подходит ближе, наклоняется, чтобы лучше рассмотреть, следит за чёткими быстрыми движениями пальцев.
Он никогда не думал, что работа с пиротехникой сродни искусству, понимая лишь её опасность, но сейчас ему кажется, что, возможно, он был неправ.
И в том, что не замечал, как любовно и бережно, выверенно до самого последнего движения, до доли секунды, его Хранитель обращается с любым взрывчатым веществом, попавшим в его руки, видя лишь обманчивую резкость и грубость его несдержанных атак, не замечал, как он доверяет запаху пороха и дыма, и огню, пляшущему под пальцами - тоже.
И в том, что не доверял сам.
Особенно в этом.
- Искусство - это взрыв? - тихо смеётся он, повторяя слова популярного у молодёжи героя - выдумки мангаки.
- Здесь каждый год из-за этого погибают сотни людей. - Гокудера смотрит на него искоса, не разделяя его неожиданной беззаботности. - Может, вам стоит отойти?
- Нет.
- Vedi Napoli e poi muori*? Я отвечаю за вашу безопасность. У вас есть причины для отказа?
- Я доверяю тебе. Вот и всё.
- А раньше не доверяли, Дечимо? - спрашивает подрывник, сохраняя серьёзное выражение лица, но в его голосе звучит усмешка.

Динамитные шашки, зажатые между пальцами.
...стой, Гокудера-кун!
Потрескивание пламени. Запах дыма и пороха. Неуловимое движение рук.
...Гокудера-кун!!!
Эффект замедленной съёмки. Свечами застывшие в воздухе. Пальцы, ерошащие растрёпанные волосы. Извечный вопрос «что делать», на который некогда отвечать.
- Раньше я был другим, - помедлив, отвечает Тсуна.
- Раньше мы все были другими, - Гокудера сосредоточенно заканчивает приготовления, удовлетворённо кивает головой, и наконец смотрит на Десятого - прямо, не отводя взгляда.
- За двенадцать секунд до двенадцати, - говорит он.
Савада кивает. Часы в ладони отсчитывают мгновения, но для него ничего не меняется.
Здесь всё ещё нет времени. Здесь никогда его не было.
Быстрый шёпот: сейчас!
...золотые и оранжевые искры вспыхивают в темноте, бросая отсветы на длинные тонкие пальцы.
Тихое шипение опалённых фитилей.
...пахнет жжёным.
Этот запах, переплетающийся с чистым прохладным воздухом, кажется ему предвестником угасания, конца без начала, но где-то далеко часы бьют и слышен перезвон колоколов, и в небо из-под рук его Хранителя сверкающими сполохами взлетает свет, загораясь новыми звёздами, а затем - по всему городу, над каждой площадью, над каждой крышей ночь взрывается оглушающей канонадой, и в следующие несколько мгновений полночь становится полуднем.
Словно все цвета Пламени Посмертной Воли выплеснулись на небосвод, заставив его сиять, рисуя в небесном окне земного замка витражи, калейдоскопом сменяющие друг друга - невообразимые сочетания, поражающие воображение.
Даже воображение Десятого Дона Вонголы, наяву видевшего то, что люди - там, внизу - никогда не смогут себе представить.
И это к лучшему.
Но он не думает об этом, целиком поглощённый тем, из-за чего пала некогда Римская империя.
Зрелищем.
И чувствует, что ещё не при нём, но так же, как Рим, однажды падёт мир - падёт и не заметит своего падения, не увидев ни конца, ни его начала.

~

Спустя несколько долгих минут после того, как в тёмном небе тает последняя мерцающая искра и становится тихо, они все ещё стоят молча. Но вскоре в эту тишину вновь врывается городской шум, и огни фонарей и вывесок кажутся слишком яркими.
Савада едва заметно поводит плечами. Возбуждающее чувство предвкушения, затем - созерцания - уходит, и он замечает ночную прохладу, чувствует кожей холодный ветер.
Равнодушное небо и холодный ветер.
Ощущение абсолютной завершённости опустошает. Ещё недавно был смех, звон столовых приборов, разговоры, свечи и монеты на широких подоконниках, чечевица, дзампоне и вино, и вместе со всеми он пил до дна, а в двенадцать до дна выпили его.
- Почему ты показал это мне? - помедлив, спрашивает он.
Его не слишком интересует ответ. И слова так же пусты, как он сам.
- Вы ведь просили меня показать вам, как празднуют в Италии. Без фейерверка всё было бы неполным.
- Но на традиционный праздничный ужин мы остались в резиденции, вместе со всеми...
- Тогда почему вы согласились уехать со мной без остальных? - отвечает вопросом на вопрос Хаято, и Тсуна не может сдержать сухой смешок, признавая своё поражение.
- Я хотел побыть с тобой, - отвечает он, глядя ему в глаза.
- Вот и я хотел побыть с вами, Дечимо, - деланно спокойно произносит Гокудера.
- Хаято...
Подрывник прерывисто вздыхает, и резко прижимает к себе патрона, находя его рот жадными губами.
- Возможно... - прерывисто выдыхает Тсуна ему в губы спустя несколько минут, когда они, наконец, тяжело дыша, отстраняются друг от друга, - пришло время познакомить меня с другими традициями твоей родины?
В его голосе отчётливо слышны ироничные интонации Первого Вонголы.
- Возможно. Вы не против... если я не буду сейчас петь вам серенаду... Дечимо? - в тон ему спрашивает Гокудера, но сорванное дыхание выдаёт его с головой.
- Думаю, мы вполне можем обойтись маттинатой, - серьёзно отвечает Тсуна, но его глаза смеются. - Можешь начать сочинять её прямо сейчас.
Хаято зарывается пальцами в его вечно растрёпанные волосы, неотрывно глядя ему в лицо.
- Прямо сейчас, я думаю, у меня найдётся занятие поинтереснее, - мягко, но непреклонно отвечает он.
Пустота отражается в пустоте.

...небо и ветер.

* «Увидеть Неаполь и умереть». Фраза служит прототипом схожих слов в отношении других мест и достопримечательностей.


Название: Surrealismo
Автор: Cromo
Рейтинг: R
Пейринг: Джотто/Джи
Жанр: общий, романс
Слов: 2465
Размещение запрещено.
Написано под впечатлением от сто восемьдесят второй серии. В каком-то смысле может считаться AU к ней.

- Не хочешь пройтись? - спрашивает Джотто у своего Хранителя Урагана, беспечно развалившегося на покатой, нагретой тёплым осенним солнцем крыше заброшенного храма Намимори. Он стоит поодаль, под раскидистыми старыми деревьями, там, куда не проникает солнечный свет; стоит, прислонившись плечом к шершавому древесному стволу, и сухая кора, по которой медленно, почти недвижимо стекают тонкие нити янтарной смолы, цепляется за его длинный плащ.
Длинный и худощавый, Джи лениво потягивается, словно тощий кот; щурясь от света, падающего на крышу сквозь листву и вместе с листвой, приоткрывает сперва один глаз, затем второй и пристально, изучающе смотрит на Первого, не торопясь с ответом. Всё то время, что они здесь, Хранитель чувствует себя клоком прохладного горного тумана, бесплотным духом, лишённым желаний, стремлений, целей, лишённым всего, что имел когда-то. Он то и дело украдкой касается своих рук, пальцами дотрагивается до тёплой живой кожи - и всё равно не может хотя бы на мгновение вновь ощутить себя настоящим, ощутить себя существующим. И вчера, общаясь со своим преёмником, полным жизни, которой у него самого уже никогда не будет, он был с ним резок чуть более, чем следовало бы - словно эта резкость могла заставить его почувствовать себя воплощённым, сплести из грубых, весомых - значит, тяжёлых, настоящих - слов, как плетут корзины из гибких хлёстких прутьев, такую, в которую вместился бы его дух, не расползаясь больше под ладонями, не проливаясь за края бесцветным осенним дождём. Но этого не случилось, и после, глядя на свои руки, он удивлялся, почему очертания его тела не становятся размытыми, не тают, не растворяются, словно потёки бледнеющих красок рассвета на вымокшем холсте неба - видя их, он не ощущал их и не чувствовал; не ощущал и не чувствовал себя.
Что ж, он выполнил свой долг, и теперь спал; во сне была только темнота, каменного, каменистого цвета темнота - и больше ничего, и ему было хорошо, потому что не было никак...

- Тогда я пойду один, - говорит Джотто и скрывается среди деревьев. Его слова камнем падают в русло безрадостных мыслей Хранителя, заставляя спокойный прежде ручей, запруженный ворохом алых и жёлтых листьев, забурлить и ускорить своё течение, выбрасывая их на берег и обнажая под ними прозрачную чистую воду.
Джи сонно смотрит ему вслед, затем приподнимается на локте, садится, по-кошачьи встряхивается, мотает головой, отгоняя прочь сон. Непослушные пряди падают на глаза, и он, поморщившись, поднимает руку, чтобы отвести их в сторону, но пальцы замирают в прозрачном осеннем воздухе.
Кружащий в небе над его головой лист опускается всё ниже и ниже, стремительным жёлтым мазком касается его запястья, щекотно соскальзывая в рукав рубашки, и он окончательно просыпается.
- Эй, Примо... Примо!
Джи кубарем слетает с крыши храма наземь и, сломя голову, мчится в чащу, где только что исчез Первый. Едва различимое вдали желтовато-оранжевое Пламя, обволакивающее кажущийся сумрачной тенью силуэт, сливаясь цветом с листвой деревьев, бросая тёплые отсветы и блики на толстые заскорузлые стволы, ведёт его за собой. С каждым глотком осеннего воздуха, судорожно врывающегося в лёгкие, оно всё ближе, ближе, ближе...

И он врезается прямо в спину Первого, заставляя того пошатнуться.
Джотто оборачивается и неожиданно - за всё то время, что они здесь, он, кажется, даже ни разу не улыбнулся - смеётся, почти не сбиваясь с шага.
- Ты всё такой же порывистый, - говорит он.
Ураган старой Вонголы хмурится, но Джотто слишком хорошо знает своего Хранителя, чтобы придавать этому значение.
Слишком хорошо - и слишком долго.
- ...а ведь четыреста лет прошло, пора бы уже и остепениться, - его глаза насмешливо щурятся, и он прибавляет:
- Зато ворчишь не хуже любого старика, да и упрямства стариковского тебе не занимать.
- Примо! - возмущённо и сердито восклицает Хранитель ему в спину, но тот не отвечает, руками раздвигая густые шершавые ветви и исчезая в появившемся просвете, и Джи ничего не остаётся, кроме как последовать за ним.

...Джотто стоит на пустынном песчаном пляже, и, запрокинув голову, смотрит в небо. В неглубоком прозрачном озере осколками солнца плавают жёлтые листья, тёплый ещё песок золотится под ногами.
Джи подходит и привычно останавливается за его плечом. Они молчат. В наступившей тишине слышно только, как высоко в небе шумят деревья, и этот мерный далёкий шум погружает Джи в полудрёму. Тело вспоминает о прерванном сне, глаза невольно закрываются, и осень, полная красок и света, отступает, растворяясь в алой темноте за смеженными веками - яркое солнце не даёт ей стать такой, какой положено быть темноте - серо-чёрной, как тяжёлый длинный плащ Первого.
Непрошеная мысль заставляет его тряхнуть головой, отгоняя сон.
- Примо, тебе не жарко? - неожиданно для самого себя спрашивает он - то ли заинтересованно, то ли просто иронизируя; он и сам не решился бы сказать, что понимает, как именно звучит вопрос.
Джи не видит его лица, но почему-то ему кажется, что в этот момент брови Первого птицами взлетают вверх, а на лице появляется усмешка Дэймона - всё, что он оставил им на память, кроме навсегда остановившихся стрелок, кроме времени, прекратившего свой бег.
Плащ летит на песок, и Хранитель невольно отступает на шаг, глядя на тонкую фигуру Джотто, затянутую серо-серебристой тканью идеально сидящего на нём костюма - узкие бёдра, длинные стройные ноги, полосы на ткани, чёткие прямые линии.
Первый похож на стрелу, устремлённую в небо, и на несколько мгновений Джи хочется стать тем, кто положит её на тетиву и выпустит в полёт. Тело вспоминает, каково сжимать в руках лук, вспоминает привкус прохладного металла на губах и свист рассечённого воздуха, запах крови; сам Ураган вспоминает, что всего этого уже никогда не будет, и даже его лук принадлежит теперь какому-то итальянскому мальчишке со смазливым почти по-женски лицом и совсем не подходящим для лучника характером - неудержимым, порывистым, никогда не знающим покоя.
- Но так и было, - не оборачиваясь, произносит Джотто, обрывая его мысли своими словами. - Ведь это именно из твоих рук я взлетел вверх, став во главе Вонголы. Ты уже сделал то, что хотел... и всё, что мог. Прекращай хандрить, mio tempesta. Достаточно.
- Примо? Откуда ты?..
- Знаю, - говорит он, и Хранитель качает головой. К этому он так и не смог привыкнуть.
На пустынный пляж вновь опускается тишина. И в этой тишине, несколько долгих мгновений спустя, жёлтый лист опять, как тогда, у храма, падает на голову Джи, и он вздрагивает. Первый вздрагивает тоже - словно пробуждаясь; поводит плечами, стряхивая оцепенение так же, как до этого - плащ, и оборачивается к Хранителю.
- Раздевайся.
- Что?! - изумлённо переспрашивает Джи, думая, что ослышался.
- Раздевайся, - повторяет Джотто, и по его глазам совершенно невозможно понять, о чём он думает, а спокойный непререкаемый тон его голоса лишает Хранителя всякой возможности спросить, зачем - этому голосу можно только беспрекословно повиноваться.
Если бы это был кто-то другой, Ураган никогда бы даже не подумал о том, чтобы выполнить подобное указание, не говоря уже о том, чтобы действительно сделать это, но это Первый, и если не ему - то кому тогда доверять? Ведь вверив ему себя сотни лет назад, ни одному из них не пришлось пожалеть об этом.

Джи непослушными пальцами расстёгивает рубашку, чувствуя себя неожиданно неловко перед внимательно разглядывающим его Джотто. Он держит её в пальцах, и, помедлив, бросает на песок; под выжидающим взглядом начинает расстёгивать брюки и почему-то совсем по-юношески смущается, хотя это же Первый, и, казалось бы, стесняться нечего, но всё это так странно, что...
- Тебе помочь? - интересуется Джотто, глядя на то, как рука Джи замирает, неуверенно скользя по бедру, и, не дожидаясь ответа, накрывает её своей ладонью. Его лицо спокойно, но в глазах пляшут искры, и Хранитель, вздрагивая, вырывается, избавляясь от последней детали своей одежды, а его скулы слегка розовеют.
- Ложись, чего стоишь, - произносит Первый, насмешливо глядя на него.
Джи стоит, словно памятник самому себе, и его бровь нервно дёргается. Словно в полусне он опускается на песок и отсутствующим взглядом смотрит вверх, на Джотто.
- Примо...
Джотто опускается рядом и задумчиво проводит пальцем по его боку. Джи зажмуривается и неосознанно зарывается пальцами в песок, в последнее, что осталось ещё от реальности, но тот лишь струится сквозь них. Ему хочется сбежать, оказаться как можно дальше отсюда, потому что с каждым мгновением всё больше кажется, что кто-то - и возможно, он сам - просто сошёл с ума, а если ещё не сошёл, то непременно сойдёт сейчас, но отчего-то он не может пошевелиться.
Его кожи мягко касается что-то влажное, и он изумлённо распахивает глаза.
- Чт... - голос отказывается повиноваться ему, кажется, становясь ещё более хриплым, чем обычно, - что это, чёрт подери, такое?
- Краска*, - безмятежно отвечает Джотто, разглядывая свои влажно блестящие пальцы и валяющуюся рядом упаковку. - Между прочим, боди-арт старше тебя на несколько эпох и появился ещё до нашей эры. Традиции надо уважать, у тебя же с этим строго, я не ошибся?
Джи молчит, потеряв дар речи, и расширенными глазами смотрит на влажные, вымазанные алой краской пальцы Первого, неторопливо, едва заметными касаниями рисующие что-то у него на груди, не в силах пошевелиться. А Джотто, кажется, не обращает никакого внимания на его оцепенине. Полностью поглощённый своим занятием, он то склоняется над ним, почти накрывая его обнажённое тело своим, то увлечённо слизывает языком потёкшие линии, возвращая им плавно-чёткую форму, оценивающе щурится, отстраняясь.
- Ты с ума сошёл, - с трудом шепчет Джи, - глядя на его вымазанные алым губы, которые он медленно облизывает, - Примо, это же краска, в конце концов... ты же сам сказал... ты же...
Джотто смотрит на него. Через мгновение его пальцы оказываются у лица Хранителя, обводят контур филигранного узора на щеке, невесомо очерчивают подбородок.
- Попробуй, - предлагает Первый.
И Ураган снова верит ему - ведь если не ему, то никому нельзя верить - и бессознательно облизывает пальцы, почти касающиеся его губ - долго, с каким-то тягучим упоением.
Когда он понимает, что делает и отдёргивает голову, у него во рту остаётся сладкий с лёгкой кислинкой, лишь едва заметно неестественный вкус спелых яблок и граната.
Вкус яблок во рту и томительная слабость, каплями стекающая к бёдрам - жгучими каплями непонятного желания внутри, прохладными каплями краски - снаружи.
Джотто рисует, и на обнажённом теле Джи распускаются алые цветы гибискуса с золотыми венчиками, увивающие красного дракона с блестящими глазами; на его плече всходит солнце, бёдра обвивают переплетающиеся травы.

Вдохновенное безумие Первого невольно затягивает Хранителя, и он приподнимается, садится, бессознательно тянется к нему, расстёгивает его серую рубашку и отбрасывает её в сторону, оглаживает ладонями его плечи, вымазанными в краске пальцами касается его груди, выводя на ней золотом журавлей, горные вершины, ветви, клонящиеся к воде - и дышать почему-то тяжело, и темно глазах, и кровь гулко стучит в висках, а под замеревшей на мгновение рукой бешено бьётся чужое сердце и чужой горячий выдох обжигает шею, а руки, мешая друг другу, танцуют в воздухе, почти сплетаясь.
Он не знает, сколько проходит часов - время давно потеряло для них значение; давно, задолго до их появления здесь, в маленьком Намимори. Но часы идут, что бы там ни показывали остановившиеся стрелки - и солнце начинает клониться к закату, зажигая осень, словно фонарь в матерчатом абажуре - сначала теперь уже по-настоящему золотым цветом, насыщенным, густым, как краска на пальцах, а затем - алым, как когда-то в окнах домов Ёсивары.
Джотто тоже замечает это и медленно неохотно отстраняется, оглядывая завершённую картину, нарисованную плавными линиями на худощавом теле Хранителя, прослеживая глазами розоватые и золотистые отсветы лучей на растрёпанных волосах Урагана. Его тяжёлое дыхание слышно даже сквозь шорох листьев.

Без ставшей привычной близости чужого разгорячённого тела Джи холодно, и он бессознательно тянется за Первым, снова прикасается к нему, уже совсем бездумно размазывая алую краску по его бледной коже, оставляя на ней золотистые пятна, и вздрагивает, когда Джотто точно так же касается его - одними кончиками пальцев - и так же, как и он, не может оторваться от покрытой золотисто-алыми потёками груди - не может оторваться даже затем, чтобы коснуться её уже не только кончиками пальцев, но и ладонями - и его пальцы медленно блуждают по ней, словно приезжий, заблудившийся на улицах Намимори. И руки жжёт, и жжёт не только руки, и расстояние между двумя телами сокращается так невыносимо медленно, что, кажется, проходит не одна - несколько вечностей, прежде чем Примо падает на него сверху, сжимая его в своих объятиях, и находит губами его губы, и Джи забывает обо всём. Он не понимает, что происходит, только чувствует; мыслей нет, есть только он, только они - и безумный, совершенно невозможный танец двух сплетённых тел под угасающим солнцем, и осень, убаюкивающая их мерным монотонным шуршанием крон высоко в небе, и туман в голове - и Джи уже не чувствует, где кончается он и начинается Джотто, не знает, кто они такие - их нет, есть только что-то целое, неразделимое, единое; и кто-то хрипло стонет, может быть, даже он сам, кто-то погружается в кого-то - так же естественно, как листья с тихими всплесками опускаются на спокойную гладь озёрной воды - и замирает - и двигается снова, и тяжело дышит, и жар охватывает тело, и этот жар во много раз горячее Пламени, и, кажется, весь мир приходит в движение и куда-то падает, и кружится голова, и он уже не стонет, а кричит в голос, задыхаясь, и распадается на тысячи гаснущих солнечных бликов - и сквозь накрывшую его темноту слышен плеск воды.

...Крупно вздрагивая всем телом, Джи обнаруживает себя на мелководье в объятиях Джотто - он так и не разжал рук, когда они катились по берегу, забыв обо всём. Прозрачная вода мутнеет, стирая с кожи ало-золотистые потёки - и снова становится чистой, и тёплые ладони ласково, но настойчиво тянут его за собой - обратно, на всё ещё тёплый песок. Хранитель покоряется, Джотто тихо смеётся, когда они, всё ещё не отпуская друг друга, падают на его выпачканный плащ, вымотанные и задыхающиеся, но странно умиротворённые.
Джи бессвязно хрипит, скосив полускрытые прилипшей ко лбу чёлкой глаза на обнажённое бедро Первого, к которому он прижимается щекой.
- Примо... Примо, что это только что было?..
Джотто встряхивает в пальцах свою рубашку - песчинки золотым дождём осыпаются на лицо Джи, и тот оглушительно чихает.
Первый усмехается и, склонив голову набок, с прищуром разглядывает его.
- Сюрреализм? - невозмутимо предполагает он, набрасывая рубашку на плечи, и кладёт тёплую ладонь на грудь своего Хранителя.
А Джи молча смотрит на его изящный профиль, впервые за несколько сотен лет чувствуя, что жив, и ему как-то вдруг становится совершенно всё равно, в своём ли Джотто уме - и в своём ли уме он сам.
- Спасибо, - тихо произносит он.

Джотто улыбается, рывком вытаскивает из-под него свой безнадёжно испорченный плащ и набрасывает его сверху, укладываясь рядом.
Джи закрывает глаза и, уткнувшись носом в плечо Первого, в его тёплую разгорячённую кожу, вдыхая неожиданно ставший таким знакомым запах, засыпает - под его тихий смех, звенящий в ушах золотыми лучами осеннего солнца.
И любит его, любит каждым горячим выдохом, срывающимся с губ во сне, любит неосознанным движением обнимающих его рук, движением пальцев, запутывающихся в его светлых волосах; любит едва слышным бессвязным шёпотом, похожим на шорох алых кленовых листьев.
И там, во сне, эта любовь для него так же вечна и непреложна, как эта осень, засыпающая их медленно кружащимися листьями, с лёгким шелестом опадающими на измятый плащ, укрывающий два сплетённых в объятии тела; так же вечна и непреложна, как Пламя Неба, навсегда, на сотни, на тысячи лет запутавшееся в светлых волосах Первого.

* Съедобная краска существует, это факт - причём именно для боди-арта.

@темы: 5927, Giotto x G, Фанфикшн

---

[Georik Zaberisk]

Господа, решила обратиться к вам с вопросом, который наверняка волнует многих шипперов.
Как поднять активность нашего сектора фендома KHR? Что нам сделать, чтобы не довольствоваться парой-тройкой заявок? Все прекрасно знают, что нас, вроде, и много, а вот фанфиков недостаточно. В чём причины? Ответы в комментарии.

@темы: Другое, Вопросы

---

[Georik Zaberisk]

С праздников весны, дорогие участницы сообщества! Администрация желает вам, чтобы Небеса над вашими головами были всегда ясными и светлыми, и чтобы Ураган в вашей жизни был воплощением страстности!

---

[Georik Zaberisk]

Доброго времени суток!
Господа, обращаюсь к Вам за помощью. Ищу арты с Гокудерой и Тсуной в зимней одежде (если они ещё и чёрно-белые контурные (манга, додзинси), то вдвойне хорошо!). Если у вас есть что-то подобное, поделитесь, пожалуйста! Они нужны мне для одного любительского эксперимента. Всем, кто сможет помочь, обещаю печеньки и лучи любви! ^^

@темы: Вопросы

---

[Pepper Party]

У новоиспечённого модератора пока что нет гениальных идей XD поэтому снова пикспам~

+10

а у Тсуны сиське больше >DD

бонус - Натс и Ури =^__^=

@темы: 5927, Giotto x G, Фанарт

---

St. Valentine's Card Contest!

[5927]

Помимо забот о смене состава, админы посмотрели на календарь и вспомнили о Дне святого Валентина! Если вы так же, как и мы, не следите за календарем, этот праздник для всех парочек уже не за горами - а именно завтра.
По этому поводу хотим предложить вам небольшой конкурс! Уделите ему пару минут ^_^
Поскольку времени осталось совсем мало, он будет несложным... Хотя смотря с какой стороны посмотреть!

Условия конкурса:
Как вы знаете, основными атрибутами Дня всех влюбленных остаются валентинки - открытки-сердечки с поздравлениями! Однако в наш век современных технологий любимых все чаще поздравляют смской или твитом ;D
Ваша задача - придумать оригинальное поздравление с Днем святого Валентина в роли Гоку/Тсуны/Джотто/Джи. НО - поздравление ограничивается 200 символами (без пробелов) - чуть побольше, чем в твиттере)))
Свои варианты постите прямо в этот пост; потом будет устроено голосование, по итогам которого мы определим самое милое и романтичное поздравление и наградим ;D
Прием "валентинок" продлится до 14.02. 21:00 по Москве!
Файто!

Если кто-то не знает, как посмотреть количество символов - в Ворде внизу Число слов -> клик -> знаков (без пробелов)

запись создана: 13.02.2012 в 16:42

@темы: Конкурсы, St. Valentine's Card Contest

---

!!!

[5927]

UPD: Администрация хочет вам сообщить, что она нашла модератора **
Прошу любить и жаловать -  baka Natsu!
Всвязи с этим ожидайте от сообщества новых развлекалок и вообще оживления!

Минуточку внимания!
Шипперишь Гоку х Тсуна или Джотто х Джи?
Хочешь быть активнее в любимом фендоме?
Нерадивые админы сообщества ищут ответственных модераторов!
Масса бонусов, таких, как общественное признание, прилагаются!
Нет опыта? Не страшно! Админы со всем помогут!
Главное условие - шипперить отпшечки!

Предложения направлять на умейл сообщества.

запись создана: 10.02.2012 в 23:35

@темы: Другое, !mod

---

Дотянуться до Неба

[mydaifik]

сочинила я тут очередную бяку
может, кому понравится)

Дотянуться до Неба
Автор: Nestie
Бета: нету
Фэндом: Katekyo Hitman Reborn
Персонажи: Гокудера/Тсуна (5927)
Рейтинг: PG-13
Жанры: Романтика, Слэш (яой)
Размер: Мини, 2 страницы

Он всегда был лишним.
Сначала маленький пианист, которому не место в мире мафии, всего лишь бесполезный ребенок. Но он учился быть сильным.
А потом он узнал правду о матери — и сбежал, глупо, позорно, по-детски наивно: можно подумать, кто-то способен убежать от самого себя и живущей внутри боли и обиды.
Порой хотелось просто исчезнуть. Но он боролся. Одиночка, полагающийся только на себя, презирающий все и всех. И презираемый всеми.
Его стали бояться. Он лез на рожон, ввязывался в жестокие драки, не задумываясь о последствиях, с абсолютным бесстрашием отпетого хулигана. Но никто не знал, что за этим равнодушием к собственной жизни скрываются одиночество и отчаянье упрямого и гордого мальчишки.

…Он сам до конца не понимал, зачем приехал в Японию. Конечно, даже призрачная перспектива стать боссом Вонголы была весьма и весьма заманчива, но это вовсе не главная причина. Он просто хотел увидеть человека, который оказался, по мнению Девятого, достойным кандидатом на роль нового босса.
Он ожидал чего угодно, но то, что он увидел, повергло его в шок. Как, как этот неуклюжий, неуверенный в себе неудачник может быть главой сильнейшей мафиозной семьи?! Но наблюдая за будущим Десятым он понял, что тот не так уж слаб, как кажется на первый взгляд. После долгих сомнений в конце концов он решил вызвать Саваду на поединок.
Когда динамит рассыпался, он не испугался. Единственное, что он чувствовал — это раздражение и досаду, что придется погибнуть так нелепо. Но каким же было его удивление, когда Никчемный и Бесполезный Тсуна, забыв о собственной безопасности, полез его спасать. И так радовался, что успел! Подобное великодушие просто не укладывалось в голове. Пожалуй, именно в ту минуту он впервые подумал о том, что Девятый не ошибся в своем выборе.
Позже подрывник понял, что же приводило его в такое замешательство: вызывающая заурядность, непримечательность, обыкновенность нового босса, за которой скрывается до поры до времени огромная, поражающая воображение сила. Сочетание этой невероятной мощи и в то же время мягкости, доброты и отзывчивости завораживало и привлекало, притягивало сильнее любого магнита. Он был готов пойти за этим человеком на край света, сделать все что угодно, только бы иметь возможность еще раз ощутить на себе робкий взгляд, увидеть теплую, чуть смущенную, такую искреннюю и нежную улыбку Тсуны. Только рядом с ним он чувствовал себя по-настоящему свободным. Он мог просто быть самим собой, мог быть уверенным в том, что его примут таким, какой он есть, со всеми недостатками.
Он наконец-то чувствовал, что нужен.

...Когда он успел влюбиться? За всю историю человечества вряд ли многие были способны ответить на этот вопрос. Но тот факт, что он безумно, самозабвенно любит своего босса, не подлежал сомнению. Жадно следить за каждым взглядом, каждым жестом, ловить каждое сказанное слово, ревновать к любому, кто окажется слишком близко - он понимал, что это глупо, но ничего не мог с собой поделать. Ведь Небо, оно такое... такое манящее, невыразимо прекрасное, недосягаемо далекое - и в то же время всегда рядом, стоит лишь поднять глаза. Но сколько не старайся - до Неба не дотянуться, обманчивая близость сыграет злую и обидную шутку. И хотя он знает, что ничего не получится, кто запретит ему мечтать? Только вот сдерживать себя с каждым разом становится все труднее.

...Так уж получилось, что к предстоящей контрольной они готовились вдвоем у него дома. Он долго готовился к подобной ситуации, мысленно перебирая возможные варианты развития событий, но, оставшись наедине с боссом, попросту растерялся. Слова признания застревали в горле, никак не желая прозвучать и тем самым приблизить решающий момент. Так что он просто сидел и, как зачарованный, любовался Десятым. Ему так хотелось целовать эти руки, губы, тело. Хотелось прикасаться самому и чувствовать робкие прикосновения в ответ. Хотелось смотреть в эти бездонные, ласковые глаза и видеть в них любовь и нежность, предназначенные лишь ему одному. Хотелось...
- Гокудера-кун, посмотри, пожалуйста...- Тсуна поднял на него глаза, оторвавшись от задачи, над которой бился вот уже полчаса,- Гокудера-кун?..
И он не сдержался. Приблизиться, легко провести рукой по щеке, кончиками пальцев чувствуя мягкость и тепло кожи, осторожно, словно самую важную и хрупкую драгоценность на свете притянуть за подбородок - и поцеловать, нежно, стараясь вложить в поцелуй всю свою любовь, на которую только способен. Сейчас хотелось лишь одного: чтобы это мгновение продлилось как можно дольше. Но все, даже самое хорошее, имеет грустное свойство когда-нибудь заканчиваться. Несколько секунд они сидели, в замешательстве глядя друг на друга, прежде чем поняли, что же произошло.
- Ой...- Тсуна рассеяно поднял руку к губам.
- Джудайме, я...
Низко опустив голову, так, что волосы закрывали лицо, и крепко зажмурив глаза, он ждал. Ждал, какое же решение примет самый дорогой для него человек. В голове билась одна мысль, вытесняя все остальные: "Только бы не оттолкнул, только бы не оттолкнул..." Потому что после отказа жить ему станет попросту незачем.
- Гокудера-кун...
- Простите, я не должен был,- голос предательски дрожал, срываясь на глухой, хриплый шепот,- Я давно хотел... сказать... я... я люблю вас!
Вот и все. Теперь отступать некуда. Голова склонилась еще ниже. Будь что будет.
- Гокудера-кун,- он вздрогнул, почувствовав руку босса на плече, а уже через мгновение он был заключен в крепкие объятия. Тихий шепот возле самого уха заставил сердце замереть.
- Знаешь, а ведь я тоже...- подрывник осторожно отстранился, внимательно заглядывая смущенному Тсуне в глаза,- Я тоже тебя люблю.
В этот момент подрывник, казалось, забыл, как дышать. Он во все глаза смотрел на босса, как будто тот вот-вот исчезнет, словно одна из иллюзий Мукуро - настолько нереальным казалось происходящее. Позже, перебирая пряди каштановых волос и вдыхая такой родной запах, он с улыбкой подумал, что все-таки смог. Смог дотянуться до Неба. Его Неба.

@темы: 5927, Фанфикшн

---

Нить

[sweetdream00]

Писалось на Сикрет-Санту, теперь хочу порадовать еще и фанатов)

Название: Нить
Автор: Спутник
Пейринг или персонажи: Гокудера/Тсуна
Рейтинг: R
Жанр: драма
Размер: мини (~ зооо слов)
Предупреждения: 1) ООС и АУ. 2) Автор безнадежно слил рейтинг и просит за это прощения. 3) Сюжет? Нет, не слышал.

Я следил за Десятым. Не мог не следить. Не мог оставить его одного наедине со всеми проблемами. Чтобы он не говорил и не думал, ему нужна была помощь и поддержка. Я - правая рука Десятого несмотря ни на что, и мой долг - оберегать его.

Я должен ему бесконечно много, и готов расплачиваться всю жизнь, и это совсем не тяготит меня. Десятый дал мне возможность ощутить себя причастным к чему-то великому, я стал составляющим элементом огромной системы. Без дома и без семьи, в незнакомой стране среди абсолютно чужих людей, я нашел себя благодаря нему. Я чувствовал себя собакой, которая, наконец, нашла свою будку и кость. Я был необходим Десятому, а он был необходим мне. Только в одном наше различие: Десятый бы без меня справился, а вот я без него - нет.

Я не знал, как сложилась бы моя жизнь, не встреть я его одиннадцать лет назад. Был бы я примерным семьянином или унылым одиночкой; может, я бы умер в двадцать лет, а, может, я однажды уснул бы вечным сном в девяносто два года. Примкнул бы к другой семье или в конце концов, скуля, вернулся к отцу. Что со мной могло бы быть? Я не знал и не хотел знать.

Я часто ловил себя на мысли, что восхищался Десятым. Его поступками и действиями, его отношением к жизни и к другим людям. Его развитием, его силой воли. Он тысячи раз перешагивал через себя, но никогда не позволял себе перешагивать через других. Он был идеален.
Я так и не смог сказать ему об этом - язык меня не слушался, и мне оставалось только одно - смотреть на него восторженно.

Ямамото часто говорил, что я ненормальный. Он смеялся надо мной по-доброму и хлопал по плечу. Но иногда он признавался, что тоже видел в Десятом что-то такое... "Такое..." - повторял я, и мы с ним замолкали надолго, пытаясь подобрать правильное слово.

Я не позволял себе сомневаться в правильности решений Десятого. И вовсе не потому, что мне было так проще, а потому, что сам я не в состоянии найти лучший выход или более удачное решение. Я следовал за ним не слепо, а осознанно, я повторял всего его движения и поступки, контролировал себя, как он, но все было бессмысленно. Я понимал, что мне не суждено стать похожим на него, так же, как и луна понимает, что ей никогда не светить как солнце.

Я не сомневался в Десятом и не позволю себе сомневаться впредь.

*

Вонгола распалась, когда все кончилось.

Десятый собрал нас в зале для совещания в особняке - мы, его хранители, Вария, Девятый, мрачный Реборн, уже тогда, видимо, что-то почувствовавший. Все смотрели на Тсуну с ожиданием - кто-то с недовольным, как Занзас и Сквало, кто-то со спокойным, как дон Тимотео или Реборн.

Я сначала подумал, что ослышался. Слуховые галлюцинации или иллюзия. Десятого подкупили. Нет, не подкупили. Заставили. Шантажом, пытками, угрозами. Он сам бы не согласился на такое. Но Десятый повторил. Раз, второй, третий. Медленно, четко, чуть ли не по слогам. И мне пришлось поверить.

- Когда же ты начнешь учиться на своих ошибках, глупый Тсуна? - устало спросил Реборн. Он поднялся с кресла единым слитным движением. - Твори что хочешь, живи как хочешь. Тебе уже не пятнадцать. Я надеюсь, что ты осознаешь последствия своего поступка.

Десятый кивнул уверенно - пожалуй, я никогда и не видел такой твердости в его взгляде.

- Спасибо за доверие, Реборн, - сказал он то ли иронично, то ли действительно с благодарностью. Реборн хмыкнул и вышел из кабинета.

Я не знал, что сказать. Мысли в голове наскакивали одна на другую. Я не смотрел на остальных хранителей, на Варию, не слышал их, а видел только Десятого и Ямамото, который стоял по левую руку от него. Ладонь Ямамото лежала на плече у Десятого.

- Вы всегда знали, что я никогда не хотел впутывать близких мне людей в дела мафии. Раньше у меня не было достаточно сил, чтобы пересечь это, но теперь я могу остановить все. И я вижу один-единственный выход. Поверьте, решение далось мне не так просто, как может показаться на первый взгляд, и менять я его не собираюсь. Вам нужен отдых. Обо всем остальном я позабочусь сам.

Я всматривался в лицо Десятого, надеясь увидеть там тоску или сожаление, но различал только уверенность. Облегчение.

Я знал, что у Десятого был комплекс вины, или как это еще называется. Иногда, после неудачных миссий, когда мы кого-то теряли, Десятого накрывало чувством вины, как беспощадной волной, вызванной извержением вулкана где-нибудь посреди океана, или как снежной лавиной, что зарождается в вышине гор от простого хлопка. Он цеплялся за лацканы моего пиджака, за глаженый галстук, за мои плечи, и повторял на одной ноте: прости-прости-прости-прости-прости. Я не спрашивал, за что мы его должны прощать, я знал все его страхи и кошмары. Он извинялся за то, что втянул нас всех в эти совсем недетские игры, за то, что каждый день мы подвергаемся опасности, за то, что мы лишены нормальной жизни. Он извинялся и извинялся, намертво вцепившись в мои плечи, неотрывно глядя мне в глаза, и я видел, как что-то содрогается на дне его зрачков. И он не казался мне слабым или сдавшимся в те моменты, наоборот, я видел какой-то знак во всем этом. Он не сдавался, нет, ни в коем случае – всего лишь отпускал себя на пару минут, позволяя выйти наружу накопившемуся горю и раствориться в небытии. Он словно воскресал после, расправлял плечи и вновь был полон решимости.

Я гладил его по спине и шептал: ну что ты, Десятый, это всего лишь малая цена за то, чтобы быть рядом с тобой. Никто из нас не променяет наше «сегодня» на каждодневное гниение. Потому что именно такой бы была наша жизнь без тебя.

Я говорил правду. Без утаек и прикрас, я говорил, что думал и чувствовал, и был уверен, что остальные хранители такого же мнения. И Рехей, и Ямамото, и маленький Ламбо, и Хибари, и даже Мукуро, с готовностью бы отдали за Десятого жизнь. И сейчас Десятый говорил, что нас больше нет. Теперь мы все - отдельные единицы, связанные прошлым, память о котором будет истлевать каждый день.

Я хотел закричать. Схватить его за плечи, встряхнуть хорошенько и спросить, что же, мать его, он творит со всеми нами.

Но Десятый посмотрел на меня. И сказал отчетливо:

- Это мое решение. И оно не обсуждается.

И я вспомнил, что никогда не позволял себе усомниться в нем.

*

Я поселился неподалеку от него. Точнее, совсем рядом - окна моей спальни как раз выходили на его квартиру. Мне даже не нужен был бинокль, чтобы видеть, что там творится.

Десятый снял небольшую квартирку в центре Токио. Со светлыми стенами и практически без мебели - письменный стол, стул, телевизор в углу комнаты и матрас на полу. Я все думал, когда же он купит себе нормальную кровать, но Десятому, похоже, нравилось спать на этом жестком матрасе.

Десятый разрешил нам оставить кольца и коробочки, как он выразился, на всякий случай, и сам ни разу не снимал свое кольцо Неба. Оно тускло блестело на его указательном пальце. Его перчатки постоянно лежали на телевизоре, и если Десятый уходил куда-нибудь, то обязательно брал их с собой. В верхнем ящике стола был пистолет, динамит, пара дымовых шашек и коробочка. Он терпеть не мог оружие, хотя с подачи Реборна превосходно стрелял, и я понимал, насколько все серьезно.

Он мог не проявляться в своей квартире днями, иногда - неделями. В эти дни я сходил с ума от незнания и безысходности, и мое сознание рисовало страшные картины. Десятого взяли в заложники и пытают. Десятого убили. Я проклинал себя за то, что не проследил за ним, хотя всегда понимал, что если я буду наблюдать за ним постоянно, если все двадцать четыре часа моей жизни будут заполнены им, то какая-то невидимая нить внутри меня однажды звонко лопнет - так, что услышат все. И если это произойдет, то пути назад уже не будет, я совершу что-то, о чем потом буду сожалеть. Мне было достаточно того, что он рядом, живет через дорогу, умывается по утрам, пару раз в неделю заказывает пиццу, спит в безразмерной футболке и белых боксерах.

К Десятому каждую пятницу заходил Ямамото. Уставший после тренировки, он принимал у Десятого душ, и после они либо сидели на его матрасе и смотрели телевизор, либо пили пиво. Точнее пиво жадно лакал Ямамото, а Десятый смотрел на него и улыбался. В его улыбке было столько тепла, и заботы, и еще чего-то, граничащего с нежностью, что мне мучительно хотелось прибить Ямамото его же собственной битой.

Они не разговаривали, молчали вдвоем, а все их редкие разговоры заканчивались одинаково - бейсбольный придурок произносил что-то явно не то, и Десятый понуро опускал голову. Я знал Ямамото, он не мог обидеть умышленно, наверняка не следил за словами и выдавал какую-нибудь гадость. Про то, что на Хибари на прошлой неделе было совершено нападение, или что Рехея пытались отравить. Десятый после этого ходил как пыльным мешком стукнутый дня два, а потом пропадал на неделю. Возвращался с непроницаемым лицом, долго мыл в ванной руки и умывался, затем его тошнило на кафельный пол. На Хибари больше никто не смел нападать. И Рехея не травили.

Его навещал Мукуро. Каждый раз с букетом белых лилий. Десятый не выбрасывал их, ставил в вазу и ежедневно менял воду, но лилии все равно долго не стояли - через пару суток скукоживались и высыхали.

Меня удивляло выражение лица Мукуро - оно было спокойным, безмятежным. С него исчезли глумливость и хитрость, высокомерность. Будто кто-то смысл всю мерзость с его лица чистой родниковой водой.

Мукуро сидел на стуле, а Десятый валялся на своем матрасе, заложив руки за голову. Они тоже молчали, но их молчание было напряженное, словно они даже без слов вели какое-то противостояние.

Мукуро редко когда задерживался у Десятого дольше получаса. Вставал неторопливо, столь же неторопливо подходил к двери и, прежде чем исчезнуть, бросал пару слов на прощание. Я, разумеется, не слышал их. Десятый после еще валялся на кровати, закрыв глаза. Иногда он вставал и уходил по своим делам, иногда засыпал незаметно. Я до утра охранял его сон.

Еще приходили Ламбо и Девятый. По отдельности, естественно, но вели себя они одинаково - неловко усаживались на край стула и говорили, и говорили. О чем - понятия не имею. Мне даже было жаль их, осиротевших одновременно. Пару раз Ламбо - язык теперь не поворачивается назвать его тупой коровой - рыдал, уткнувшись Десятому в колени. Совсем как маленький ребенок, отчаянно и жалобно. Его плечи тряслись, и сам он весь трясся, пальцы Десятого путались в его черных кудрявых волосах.

Где-то в городе Десятый встречался Рехеем и возвращался всегда унылый и уставший. Рехей не умел молчать и не был тактичным человеком, поэтому выматывал Десятого бесконечными призывами к воссоединению Вонголы. Он не понимал, что этот Десятый решения не меняет, в не зависимости сколько придется заплатить и чем придется пожертвовать.

Реборн не приходил вообще. Еще полгода назад он укатил в Ирландию обучать какого-то очередного неудачника. Зато он присылал открытки. Спрашивал, как поживает его неудельный ученик. Редко, раз в одни-два месяца. Десятый бережно хранил их в нижнем ящике стола, которой запирал на ключ.

*

Я делал динамит в свободное время. Продавал его направо и налево, за совсем символическую плату. Мне как-то в одно мгновение стало срать на все. Честно.

Я ждал, когда придет Десятый. Откроет дверь и скажет: хватит, Хаято. Уходи, убирайся к чертям. Я тебя отпускаю. Хватит подглядывать за мной, вуайерист хренов. Проваливай, это приказ, ясно? Иди-иди, удачи.

Но он никогда так не сказал бы. К чертям, хренов, это приказ. Десятый не приказывал - просто не умел. Себе - легко, остальным - нет. Зато умел уговаривать и убеждать. И еще он не ругался. Тоже, наверное, не умел.

Мне нравилось думать, что я бы ушел, если бы он сказал мне все это. Пусть не так и не такими словами, но с похожим смыслом. Все кончилось. Ты свободен.

Я врал себе беззастенчиво и безбожно. Я спасался этим.

Десятый знал, что я рядом. У него была гиперинтуиция, в конце концов.

Периодически он страдал от бессонницы. Он садился на стул и смотрел снизу в мое окно, всегда закрытое жалюзи. Я чувствовал это, и еще иногда подглядывал - чуть-чуть отодвигал жалюзи, самую малость: Десятый замер на стуле, на стене за его спиной разбегались цветные блики от работающего телевизора. Нас разделяло три этажа и дорога.

Не знаю, ждал ли он меня. Вряд ли. Поэтому я не выдержал первым. Просто решил – хватит тянуть. И тогда она лопнула внутри меня - эта нить. Громко и низко, как лопаются натянутые до предела струны у контрабасов и гитар. На мгновение уши заложило. Меня словно ударило током, когда я стоял по колено в воде.

У меня не было терпения ждать лифт, восемнадцать этажей вниз я бежал по лестнице, перепрыгивая через три ступени. Я бежал, коробочка жалобно звякала на моем ремне, и я как никогда чувствовал себя свободным.

Я удивился, как меня не сбила машина и как я сумел дождаться лифт в доме Десятого - я бы не осилил пятнадцать этажей, задохнувшись уже на восьмом. Я открыл дверь ключом, который у меня давным-давно уже был и, затаив дыхание, шагнул внутрь. Десятый валялся на своем матрасе, раскинув в стороны руки, в темноте похожий на медузу, которую выбросило на берег. Он молча повернулся на бок, уступая мне место.

Я сбросил футболку и шорты, лег с ним рядом. Обнял поперек талии, прижался тесно, зарылся носом в рыжий затылок. Можжевельник - вот чем от не го пахло. И еще чуть-чуть - ячменным чаем и свободой.

- Мне просто это нужно, - прошептал я. Десятый дернул плечом. Обреченно или приглашающе, я не понял до конца.

Я целовал его острое плечо, выглядывающее из широкого ворота футболки. Оно было соленым, как морская галька, и таким же гладким. Я целовал внутренний сгиб его локтя, где особенно нежная кожа, целовал запястье, целовал ладонь, где пересекались линия жизни и линия любви. Я целовал тонкие сильные пальцы и розовые пластины ногтей.

Я был сумасшедшим в те моменты, я не мог остановиться. Событие, которого я подсознательно ждал все одиннадцать лет и к которому столь же подсознательно шел все время, наступало неумолимо, пугая меня и Десятого своей мощью. Я не хотел дожить до утра, потому что понятия не имел, что будет дальше.

Я попросил Десятого повернуться, и он повернулся, подчиняясь моей воле. Мы лежали лицом к лицу, соприкасаясь носами, я чувствовал его дыхание на своих губах. Я очерчивал кончиками пальцев его скулы, брови, линию носа, и не мог унять дрожь. Меня трясло, как совсем недавно трясло маленького Ламбо, я так же хотел уткнуться Десятому носом в колени и поверить, что тогда все проблемы исчезнут. Я задыхался и захлебывался воздухом, безумно слабый и зависимый. Десятый гладил меня по спине своими обжигающе горячими ладонями, вверх-вниз, от плеч к копчику.

В отличие от меня он не был возбужден, сердце его билось мерно и неторопливо. Я сдавлено дышал ему в шею.

Реальность расслаивалась, и я вместе с ней распадался на сотни тысяч составляющих. Я чувствовал тепло Десятого, его ладони, его дыхание, его запах, я был оголенным нервом радом с ним. Эти ощущения заполняли меня от пяток до самой макушки, а затем покидали меня, сбегая сквозь поры и шрамы. Я был пуст и полон одновременно, хотел большего и мечтал, чтобы это мгновение остановилось.

Единственное, что я смог сделать, это не заорать, когда Десятый без церемоний запустил руку мне в трусы. Он гладил меня, осторожно проводил пальцами по всей длине, затем сжимал, обволакивал своею горячей ладонью. Он целовал меня в губы. Совсем невинно, как чмокают друг друга дети в щеку, и в этих поцелуях было куда больше интимности и близости, чем в каких-то иных с другими людьми.
Я вколачивался в его ладонь, прижимался к нему настолько близко, насколько мог. Все внутри меня горело от неимоверного стыда, который появился так не во время, и от яростного желания кончить ему в руку. С каждым движением я был все ближе и ближе к развязке и кончил, когда Десятый сжал свободной рукой мое бедро и поцеловал по-настоящему - жадно и глубоко. Его язык скользил вдоль моего языка, его зубы сталкивались с моими зубами, мой стон эхом отдавался в нем.

Я дрожал всем телом, казалось, вместе с семенем из меня ушли и последние силы. Я обмяк в кольце рук Десятого, пряча лицо в сгиб его шеи. Я чувствовал себя мальчишкой, ребенком рядом с ним. Я был пуст, в голове туда-сюда скакали одинокие бессвязные мысли.

- Нужно говоришь, Хаято? - произнес Десятый задумчиво.

- Да.

Как никогда в жизни, как никогда прежде.

Он кивнул.

- Как скажешь.

Он повернулся на спину, я неловко набросил на нас одеяло. Мне хотелось уйти, вернуться обратно в свою квартиру и наблюдать за ним издалека, потому что слишком уж больно это оказалось - находиться так близко к нему. Но не сейчас. Может быть, завтра?

@темы: 5927, Фанфикшн

---

Додзинси

[Azazel-sama]

Название: Missing
Язык: Английский
Автор: ZTZ
Рейтинг: NC-17
Скачать: MF

@темы: 5927, Додзинси, NC-17

---

New Year Present Exchange ver. 2.0 (2012) - Present 12.

[5927]

Для:  Boku wa Sakana
От:  Fawksie


Пишет  Fawksie:

Дорогой сообщник! От всей души поздравляю тебя с Новым годом! Пусть в этом году тебе во всем сопутствует удача, а в каноне Гокудера наконец-то признается Тсуне
В подарок хочу преподнести тебе немного аватаров с 5927.
Поскольку я не знаю, какой цвет тебе больше всего по душе, вот, сделала аватары всех цветов радуги!

@темы: 5927, New Year Present Exchange 2012, Аватары

---

New Year Present Exchange ver. 2.0 (2012) - Present 11.

[5927]

Для:  veravenarek
От:  Hydrogen


Пишет  Hydrogen:

Дорогой сообщник, поздравляю тебя с Новым годом! Знай, что я, вот лично я, тебя люблю уже за то, что ты принял участие в новогоднем обмене подарками на этом сообществе *_* Надеюсь, моя халтура тебя не очень разочарует ^_^"
Твой good-for-nothing Фрид ^_^

Название: Просто еще одно Рождество
Автор:  Hydrogen (она же  Freeda_M)
Фэндом: Katekyo Hitman Reborn!
Персонажи: Вонгола
Рейтинг: Детский ~

314 слов

Ночь. Улица. Фонарь. Ап... Ну, пожалуй, до Блоковского пейзажа не доставало только аптеки. Да и фонарь почему-то не горел. Ну и если до конца честно, то это была скорее не улица, а переулок. Зато в качестве бонуса к совершенно правильной ночи имелись два человека. Один очень по-дружески тащил другого за ногу, другой не особо возражал. Возможно, дело в том, что он был несколько в отключке. А может быть, Ямамото просто был очень понятливым молодым человеком, поэтому осознавал, что за ногу его тащить удобнее всего.
- We wish you a Merry Christmas, - рассеянно напевал тащивший, старательно пытаясь повернуть в замочной скважине ключ. Замок, похоже, был не намного моложе этой песни, поэтому старательно этому действию мешал. Однако после нескольких пинков внезапно решил поддаться и впустить двух товарищей в не особо уютное помещение, чем-то немного напоминавшее маленький склад.
Склад оно напоминало тем, что там аккуратной горочкой в углу были сложены тела, причем явно человеческие. Надо заметить, складывавший проявил прямо-таки нереальную заботу: все имеющиеся девушки были аккуратно сложены в стороне, а некий черноволосый тип и вовсе был замотан в одеяло. Видимо, чтобы не замерз.
- Ну теперь все, - богатырским пинком отправляя Ямамото к подножью горы тел, хозяин склада закурил. Потом опомнился и вышел на улицу. Он не был уверен, что стоит курить в одной комнате с людьми, которым недавно прилетело бейсбольной битой по голове. К тому же не хотелось шуметь: вдруг кто-то из них проснется, а ему просто необходимо было позвонить. Так что тихо закрыв за собой дверь и еще немного повоевав с замком, молодой, но уже очень коварный человек пошел в сторону освещенной улицы, на ходу набирая чей-то номер.
- Алло, Джудайме? Джудайме, я вам не помешал? Нет? Я так рад, Джудайме! Так что насчет рождественского ужина? Как это никто не отвечает?! Говорите, даже ваша мама, Бьянки и Фуута пропали?! Джудайме, не выходите из дома, я сейчас буду, что-то тут нечисто! Дождитесь меня, Джудайме!!!

@темы: 5927, Фанфикшн, New Year Present Exchange 2012

---

New Year Present Exchange ver. 2.0 (2012) - Present 10.

[5927]

Для:  #GabbY#
От:  Boku wa Sakana


Пишет  Boku wa Sakana:

Красивые поздравительные слова - не мой конек, но я попробую.
С детства Новый год - один из самых (один из? Самый!) волшебных праздников. С годами, вырастая, взрослея, перестаешь видеть в нем чудеса - и он становится еще одним календарным днем, радующим только отдыхом и возможностью "отпраздновать".
Но ведь анимешники не взрослеют? XD
Можно и даже нужно, хотя бы на один день, хотя бы на одну ночь, отпустить себя и позволить внутреннему ребенку поверить в волшебство.
Если верить - новый год обязательно принесет покой и удачу. Драконы ведь, в принципе, существа довольно мягкие?^^

Едва не опоздавший домашний Подоконничный Дракон.

Любимая пара в подарок

@темы: 5927, Другое, New Year Present Exchange 2012

---

New Year Present Exchange ver. 2.0 (2012) - Present 9.

[5927]

Для:  veravenarek
От:  baka Natsu


Пишет  baka Natsu:

Итак,дорогой дайри-юзер,кому волей великих и всемогущих админов достался сей презент если мои почеркушки можно считать за таковой поздравляю тебя с наступающим Новым Годом и Рождеством,желаю отлично провести эти праздники,хорошо отдохнуть,найти под ёлкой всё то,о чём мечталось,и главное - удачи в новом году!ミ☆

@темы: 5927, Фанарт, New Year Present Exchange 2012

---

New Year Present Exchange ver. 2.0 (2012) - Present 8.

[5927]

Для:  Uno sguardo verso il Cielo
От:  Лорд Люциан


Пишет  Лорд Люциан:

Аватарки 100х100 и обои для рабочего стола. Делал я. Использованы: различный фан-арт (с пиксива и нет) и текстуры с кистями с девиантарта.

Аватарки:





Обои:

@темы: 5927, Другое, New Year Present Exchange 2012, Аватары

---

New Year Present Exchange ver. 2.0 (2012) - Present 7.

[5927]

Новогодний фанарт с отпшечкой~
Для:  baka Natsu
От:  Uno sguardo verso il Cielo


Пишет  Uno sguardo verso il Cielo:

@темы: 5927, Фанарт, New Year Present Exchange 2012