Люди любят сослагательное наклонение.
Репост с разрешения автора.
~Hatred for butterflies [G x Giotto, Daemon Spade x Giotto FST]
~Автор: Cromo
~Количество треков: 25
~Длительность: 01:41:52
~Пейринг: Дэймон/Джотто, Джи/Джотто
~Рейтинг: R!
В каноне упоминаний о Дэймоне, Джи и Джотто не так уж много, поэтому трактовать их отношения можно очень по-разному, и, пока я занимался созданием FST, меня не покидала мысль о том, что короткими пояснениями к трекам показать свой фанон я не сумею. Я привык всё «разжёвывать», когда пытаюсь что-то донести до другого человека, поэтому вместо пояснений у меня неожиданно написалась серия довольно объёмных драбблов. Я подумал, что это уж слишком, но к тому моменту было уже поздно что-то менять. Мне хотелось бы иметь возможность разместить цитаты отдельно от текста, но для этого пришлось бы доработать его до сонгфика, кое-что добавив, а в таком случае он получился бы... немного чересчур длинным для фанмикса. Если честно, он и так для него длинноват. Это было небольшое предупреждение тем, кто, вдруг, заинтересуется.
Наверное, обложка вышла излишне радужной для этого фанмикса, но именно такие цвета ассоциируются у меня с Италией, к тому же он довольно лёгкий по звучанию и романтичный по смыслу, несмотря на драматичность пейрингов.
Мальчик вздрагивает. Растерянный открытый взгляд огромных глаз, неестественно, не по-детски серьёзных, скользит по его хмурому лицу, и Джи кажется, что он тонет в этих светлых глазах, как в бескрайнем высоком летнем небе над головой.
Джи знает - что бы он ни сказал, это прозвучит грубо, по-другому он не умеет. Он не способен на мягкость и совсем не знает слов утешения. Поэтому он молчит. Он не знает, что сказать. Он не знает, зачем ему что-то говорить. Но в его голове пойманной в силки птицей бьётся одна-единственная мысль - больше никогда, больше никому, больше никто. Не будет, не позволит, не посмеет.
Он не знает, откуда она, и не знает, почему.
Светловолосый мальчик смотрит на него и, кажется, слова не нужны, потому что он доверчиво вкладывает свою тонкую кисть в его сухую мозолистую ладонь и улыбается. Улыбается так, что Джи невольно жмурит глаза и становится похож на тощего уличного кота - эта улыбка не во многом уступает палящему солнцу над головой. Он жмурит глаза и смотрит, смотрит, не в силах отвести взгляд - смотрит, и, кажется, забывает дышать.
- Я Джотто, - смеясь, говорит мальчик.
И только его мягкий тёплый голос наконец приводит Джи в чувство.
Depeche Mode – The Bottom Line
Быть с Джотто для него так же естественно, как просыпаться с восходом солнца, как дышать, как жить. Для него не имеет ни малейшего значения, почему это так.
И только когда через много-много лет из ракушки, что Джотто подобрал на побережье, куда они когда-то ездили вдвоём, потому что Джотто захотел взглянуть на бескрайнюю гладь моря, а Джи, конечно, не отпустил его одного - мало ли, рождается их семья, их Вонгола, вместе с ней в Джи рождается странное чувство, которому он пока ещё не знает имени.
А Вонгола растёт, как жемчужина в раковине моллюска, и всё чаще Джи хочется остаться с Джотто наедине, как раньше - идти по улице бок о бок, соприкасаясь плечами, спина к спине сидеть вечером на крыльце, касаться его мягких пальцев, видеть его предназначенную ему одному улыбку - всё чаще хочется, но удаётся всё реже.
Scorpions – Skywriter
Джи подавляет судорожный вздох и отводит взгляд. Пальцы, до боли сжатые в кулаки, бессильно разжимаются.
Джотто... Он не в силах смотреть на его стройное тело, так соблазнительно раскинувшееся под его окном, тело, словно созданное для того, чтобы сводить его с ума. Всё в нём заставляет его внутренне дрожать от возбуждения - беззащитно открытая шея, к которой так хочется прикоснуться губами, оставляя бледные розовые следы на гладкой коже, лёгкий поворот головы, мимолётная улыбка, смешливый взгляд, непослушная прядь волос, упавшая на лицо...
Джи научился бесстрастно смотреть ему в глаза, но это всё, на что его хватило. Ему кажется, все видят, какие горячие взгляды он бросает на Джотто, когда тот не может его видеть. Все, кроме самого Джотто.
Он вновь смотрит в окно. Джотто, лениво-лукаво жмурясь, потягивается, закидывает ногу на ногу... Джотто выглядит совсем мальчишкой.
Вот только Джи давно вырос, и если когда-то всё, чего ему хотелось - дунуть приятелю в ухо, смотря, как тот смешно щурит глаза и фыркает, или шутливо толкнуть его в бок, то сейчас его ум занимают другие желания.
Джи закрывает глаза, и тут же понимает, что это была плохая идея. Видеть Джотто таким невыносимо, но не видеть его...
В его воспалённом воображении - Джотто, так же безмятежно, доверчиво раскинувшийся под ним, его стройные ноги, закинутые ему на плечи, гладкая кожа бёдер и комкающие простыни пальцы, зовущие раскрывающиеся для поцелуя губы, помутневшие от удовольствия глаза... низкий глубокий голос, повторяющий его имя...
Покорившись неизбежности, страж Урагана прислоняется спиной к стене и тянется пальцами к ремню своих брюк. И в который раз за последние месяцы прокусывает до крови губы, чтобы не застонать, не закричать в голос, выгибаясь и вздрагивая всем телом.
- Джотто, - с протяжным всхлипом шепчет он, - Примо...
У него темнеет в глазах, за сомкнутыми веками мечутся огненные сполохи, его трясёт, и, не в силах больше терпеть, он взрывается.
Если бы Джи был Вселенной, то его оргазм был бы Большим взрывом, никак не меньше. Но Джи всего лишь человек, и от его взрывов-срывов рождаются не галактики, а проблемы.
Восстановить хриплое дыхание, привести в порядок одежду и потратить оставшиеся до вечера часы на то, чтобы взять себя в руки - и не в том смысле, который имел место быть несколько минут назад...
Джи опускает голову, хмурясь. Он не хочет думать, чьё лицо мелькает в мыслях Джотто, беззаботно улыбающегося закату так же, как его собственное - в мыслях стража.
Он знает это и так.
Limp Bizkit – Behind Blue Eyes
Когда Джи замечает его прямую спину в конце сумрачных галерей особняка Вонголы, по его коже под тонкой тканью рубашки пробегает холод, и он чувствует себя котом, встретившимся с душой умершего - если бы у него была шерсть, она непременно встала бы дыбом, если бы он мог - он непременно бы зашипел и выпустил когти.
Рядом с Дэймоном тускнеет день, звуки и краски - всё становится изменчиво и непостоянно, обманчиво.
Рядом с ним не существует ничего настоящего и ничего настоящего не существует в нём самом.
Если бы Дэймон знал, о чём думает Ураган, он посмеялся бы. И, возможно, согласился бы с тем, что его мысли не так уж далеки от истины. Но он не знает. И то, что Джи почувствовал в нём сейчас он до конца осознает в себе гораздо, гораздо позже.
Belinda Carlisle – Emotional Highway
Джи предпочёл бы не замечать всего этого, но продолжает наблюдать.
Poets of the Fall – Illusion & Dream
Он делает всё возможное, но у него недостаточно доказательств, и Примо не принимает во внимание сказанного им - он даже не желает хотя бы просто задуматься об этом.
Dream Theater – As I Am
Если только этот момент когда-нибудь настанет.
Staind – The Way I Am
Однако все его попытки убедить Джотто прислушаться к его словам оказываются тщетны.
- Ты просишь меня принять тебя с твоей уверенностью - но почему ты не можешь принять меня с моими сомнениями? - спрашивает он наконец.
Daughtry – Home
Люди считают, что иллюзии - это всего лишь иллюзии, и это очень неосмотрительно с их стороны по мнению Джи. Джи знает об иллюзиях намного больше - он знает, что иллюзии, в которые веришь, могут спасти, но могут и убить.
Джотто тоже знает это.
Почему он забыл об этом? Почему?
Самый бессмысленный из вопросов. Страж Урагана знает ответ.
Muse – Endlessly
Всего на минуту.
Этой он ночью не заснёт - он даже не уйдёт к себе.
Этой ночью, как и много лет до того, он будет изучать и анализировать поступающую к нему в обход Примо информацию, он будет наблюдать. Этой ночью, как и много лет до того, он будет рядом с ним.
Он будет рядом с ним. Он не оставит его. Он защитит его, как обещал в тот день, когда они впервые встретились.
Ведь он в его сердце - с того самого дня. Всегда.
London After Midnight – Demon
Из-за дождя ночной город безлюден, и только тени наблюдают за ним из-за фонарных столбов - фонари не горят, но полная луна, время от времени проглядывающая сквозь тучи, освещает улицы так ярко, что можно различить даже мелкие буквы на плакатах под навесами, которые пока ещё не сорвал ветер, на газетных вырезках, которыми оклеены изнутри стеклянные витрины некоторых лавок. Но Джотто не читает вывески - мутная пелена застилает ему глаза.
Он останавливается на окраине, у самого последнего дома. Его окна темны и он кажется пустым и заброшенным. Примо поднимает руку, и на мгновение она застывает в воздухе, прежде чем опуститься вновь.
Его беззвучный вздох слышит только дождь.
Он делает ещё шаг, и тонкие пальцы сжимаются на металлическом кольце двери и тянут её на себя. Глухой скрип не слышен за стоном деревьев, охваченных, словно невидимым пламенем, налетевшим с севера порывом ветра.
Примо притворяет дверь за собой и медленно поводит плечами, словно сбрасывая с них всю тяжесть Альп. Тяжёлый вымокший плащ опадает на пол, расстилаясь у его ног, и он перешагивает через влажную ткань, сбрасывая обувь, в которой переливается вода.
В комнате, куда он входит, миновав тёмный узкий коридор, тускло горят свечи. Джотто молча останавливается на пороге и смотрит на человека, сидящего за письменным столом, но тот не оборачивается. Он знает шаги Примо так же, как Примо, не видя его лица, полускрытого сумерками и пляшущими серыми тенями, знает его черты, и только тихий короткий смешок Тумана приветствует Небо Вонголы.
Минуты текут медленно, потрескивают свечные фитили и бьётся в окна дождь. Но в небольшой комнате слышно лишь мерное дыхание Джотто и скрип пера. Наконец, Дэймон откладывает в сторону бумаги и поднимается, огибая массивный стол, неторопливо идёт к двери.
- Примо, - томно и насмешливо произносит он, останавливаясь перед Джотто и притягивая его к себе.
Джотто скользит холодными ладонями по его груди, затянутой в тёмную ткань, и молча смотрит на него.
Дэймон усмехается и целует его - властно, глубоко, завораживающе.
Он не закрывает глаз, и в полумраке они кажутся синими - лишь изредка, ловя лунные лучи, проникающие в комнату из-за мутных стёкол, эти глаза искрятся голубым светом, словно огни святого Эльма, словно болотные огни.
Они танцуют, вспыхивают и угасают, уводят Джотто всё дальше. Он чувствует, что разум покидает его, но не может отвести взгляда, он задыхается, но не может прервать это поцелуй - долгий, жаркий, неуловимо порочный - такой же порочный, как невинность голубых широко распахнутых глаз.
Дэймон отстраняется и тихо смеётся ему в шею, и Джотто вздрагивает и прижимается к нему, бездумно шаря ладонями по его телу. Его тонкие пальцы проникают под его рубашку, и невесомо гладят бледную кожу.
- Примо, - Дэймон смотрит на него, склонив голову набок, так, что пряди волос падают ему на шею, словно потёки дождя на окнах. - Чт...
Его глаза изумлённо расширяются и он задыхается, когда пальцы Джотто нарочито медленно играют с его ремнём, когда его ладонь с силой скользит ниже.
- Примо, - стиснув зубы, шепчет он ему в волосы. - Ты понимаешь, что делаешь?
Джотто не может видеть его торжествующего взгляда, не может видеть его лица - лица человека, который привык всегда получать то, чего он хочет.
Усмешка пляшет в его глазах вместе с голубыми искрами, уводящими туда, откуда нет возврата.
Джотто отстраняется и молча стягивает с себя рубашку, оставаясь в одних брюках. Он смотрит на него, не пряча взгляда.
Скрип кровати, шорох смятой и отброшенной в сторону одежды, сплетение двух разгорячённых тел, поцелуи, поцелуи, поцелуи, пьянящие, словно вино, дурманящие, как наркотик, заставляющие забыть обо всём.
Забыть.
Именно то, чего этой ночью хотел бы Джотто.
Он хотел бы забыть. Забыть о своём Урагане. Потому что помнить о нём - слишком больно. Потому что всё происходящее кажется ему неправильным. Потому что, как бы он ни был уверен в своей правоте, он чувствует, что что-то не так.
Но Джотто не хочет знать, что именно. И когда Дэймон вновь накрывает его губы своими, он забывает обо всём, кроме него, и больше не думает ни о чём.
London After Midnight – The Bondage Song
Дэймон не понимает этого и никогда не сможет понять.
И за это он всегда будет ненавидеть Джотто. За эту слабость, непонятную слабость, за эту покорность, за эту уступчивость.
За то, что он готов бороться только за других. За то, что ему нужно намного меньше, чем Дэймону. За то, что ему нужно другое. То, в чём никогда не нуждался и не будет нуждаться Туман. То, нужды в чём он тоже не поймёт никогда.
Он всегда будет ненавидеть его за это - и за то, что он всегда подчиняется ему, Дэймону.
Подчиняется только потому, что любит.
Дэймон ненавидит его за эту любовь. Он не может её понять, он не может её принять. Она вызывает в нём такое отторжение, что он готов уничтожить Джотто, чтобы не видеть её тени в его глазах.
Дэймон никогда не поймёт, как можно руководствоваться неразумными чувствами. Он слишком многого никогда не поймёт. Это кажется ему ненормальным и омерзительным, как вывернутое наизнанку тело. И в своём идеальном мире он не хочет видеть подобного.
Он переворачивается на спину, и сощуренными глазами наблюдает, как Джотто скользит губами по его груди, спускаясь всё ниже, комкает в пальцах простыню, когда он вбирает в себя его напряжённую плоть, выгибается и подавляет стон, кривя губы в неестественной усмешке. Он желает его и ненавидит, страстно ненавидит.
Он ненавидит и себя - за то, что эта ненависть делает его бессильным, затуманивая разум. И за то, что ненавидя Джотто так, как никогда не ненавидел никого другого, он нуждается в нём. Его тянет к нему, влечёт, неотвратимо и неумолимо.
Но, в отличие от Джотто, он нашёл способ преодолеть своё бессилие. А цена...
Цена не имеет для него значения.
London After Midnight – Kiss
Он не чувствует бешенства, туманом окутывающего бледный тонкий силуэт его стража, он чувствует только его - в себе, чувствует только резкие, несдержанные движения, только грубость властных рук, только кровь, струящуюся по губам и болезненные поцелуи.
Он не может ни о чём думать, превратившись в бессвязные междометия.
Да.
Ещё.
Да... ааа... ааах!
Он ничего не замечает. Он знает, что его страж не невинен и далеко не добр. Он просто такой, как есть. Но знает ли Джотто, насколько далеко он не?
Дэймон кривит губы в усмешке и вбивается в податливое тело с ещё большей силой.
Нет. Он не знает, насколько.
Он даже не представляет, насколько.
Metallica – Devils Dance
- Нет, смотри на меня, - шепчет он ему в губы. Его голос похож на змеиное шипение, синева его глаз гипнотизирует, как змеиный взгляд.
И Примо смотрит.
Усмешка трогает губы Тумана, и он склоняется к лицу Неба, скользя по его щекам прядями волос.
- Ну же, Примо, - и Джотто не знает, действительно ли Дэймон произносит это, или его слова лишь иллюзия, он теряет ощущение реальности, остаётся только вкрадчивый, полный странной притягательности голос, нашёптывающий что-то, голос, которому невозможно сопротивляться - так невозможно сопротивляться наркотическому дурману, когда сознание напрасно тщится разорвать сладостные путы забытья, погружающего разум в иллюзии, полные неизбывного наслаждения.
Ну же, Примо... Примо... Примо... - голос звучит и затихает где-то вдали, в ночной темноте, дробясь на дождевые капли, сотни, тысячи дождевых капель.
Это твой последний шанс, Примо. Другого не будет... будет... будет... - капли разбиваются о булыжные камни мостовой, о стёкла, о шпили башен палаццо и церквей, отражают призрачный лунный свет.
Джотто протяжно всхлипывает, уже сам несдержанно насаживаясь на него, глухо стонет, до кровавых полумесяцев на ладонях сжимает кулаки, не в силах сомкнуть глаза, оторваться от этого завораживающего взгляда, в котором он тонет, как в море.
Волны наслаждения, расходящиеся по его телу, словно круги на воде, захлёстывают его с головой, и он задыхается, жадно хватая ртом воздух, крупно вздрагивает всем телом и обмякает, наконец-то закрывая глаза и проваливаясь в тёмное, спокойное забытье, шепчущее что-то, словно приложенная к уху витая морская раковина - множество витых морских раковин. Шепчущее что-то тихими, незаметно проникающими в сознание, неотличимыми от голоса его собственного разума голосами, стекающимися, словно ручьи и реки в море, в один голос - обольстительный, полный тягучих, опасных и обещающих нот голос Дэймона.
И ноты этого голоса завораживают Джотто намного больше звучания флейты стража Дождя, уводят его вслед за голубыми огоньками, всё ещё танцующими вдалеке, почти тающими в ночной темноте, что обволакивает его сознание. Ноты этого голоса кажутся ему невыразимо прекрасными, такими прекрасными, что в мире нет такой красоты, что сравнилась бы с ними.
Ему кажется, что он готов последовать куда угодно, лишь бы слышать их - и он уходит, уходит всё дальше в темноту, туда, где призывно сияют голубые искры, туда, откуда доносится мерный, мягкий, затуманивающий разум шёпот. Но в этом мерном шёпоте, похожем на шум прибоя, шум волн, омывающих песчаные побережья, ему вдруг чудится что-то грозное и тревожное, чудится такая сила, которой не способен противостоять ни один человек, так же, как ни один человек не способен противостоять зову моря, готового поглотить его, увлечь в себя и уничтожить.
О чём молчит море? Что скрыто под толщей его глубин?
За сомкнутыми веками Джотто, опускающегося всё глубже, подводными кораллами вспыхивают красные огоньки, расплываются в ровном сиянии голубых кругов, образуя бледно-розовые пятна, похожие на кровь, расплывающуюся по воде.
И другой голос звучит в его сознании, вспарывая темноту до алых сполохов, похожих на рваные раны. Этот голос, хриплый, нарочито безразличный, на слух такой же, как морская звезда на ощупь, с какой-то затаённой болью всего лишь произносит его имя, произносит так, словно это имя - самое дорогое, что у него есть, и Джотто, вздрогнув, распахивает глаза, не сразу понимая, где он и что с ним, и его глаза жжёт, словно морской солью, а с губ срывается короткое:
- Д...
Но Дэймон склоняется над ним со свечой в руках, улыбается своей нечитаемой улыбкой, взгляд голубых глаз, словно убегающий с берега прибой, забирает с собой его память, и Джотто забывает, что с его губ только что чуть не сорвалось совсем не имя стража Тумана.
Muse – Butterflies And Hurricanes
Невесомые, редкие поцелуи, переплетающиеся морскими водорослями пряди волос... Начавшаяся слово за слово полусонная беседа ни о чём бежит куда-то, словно дождевая вода по изгибам ночных улиц, и неожиданно сталкивается с каменной оградой палаццо, когда Джотто, на мгновение вынырнув из тёплой дрёмы, вслушивается в спокойный голос стража чуть внимательнее, прекращая бездумно наслаждаться его звучанием и начиная разбирать слова.
Дэймон не замечает этого, продолжая говорить. Он говорит о Вонголе и об открывающихся перед ней возможностях, о силе и о долге, и его речи позавидовал бы любой римский оратор, за ним пошли бы легионы.
За ним пошла бы Вонгола.
Примо думает, что, кажется, Дэймон знает это - знает настолько хорошо, что сейчас он не чувствует в нём ни тени сомнения в том, что всё будет так, как захочет Туман.
Staind – How about You
Отступившая на время тоска возвращается, невидимым плащом окутывая его обнажённое тело. Он неожиданно чувствует себя усталым и вконец разбитым.
Он обматывает вокруг бёдер одно из одеял и поднимается, отходит к окну, прислоняясь лбом к мутному стеклу.
- Дэймон, - глухо говорит он, - что ты делаешь, Дэймон?
Он оборачивается и долго молча смотрит на него - сквозь него. Он думает о словах Джи и его сердце сжимается от неясной боли и чувства вины.
- Неужели ты был прав, - почти беззвучно шепчет он - и внезапно замечает, как в бесстрастном взгляде Тумана на мгновение мелькает ликование - тот думает, что Джотто говорит о нём.
Он опускает голову.
Он думает - вспоминает, что все его разговоры с Дэймоном неизменно сводятся к величию и силе Вонголы, как реки стекаются к морю. Синие, голубые, бирюзовые, цвета морской волны, водорослей, неба, коралловые - мысли вертятся, кружатся стёклами калейдоскопа, звенят, складываясь в цветной церковный витраж - и каждая на своём месте, и больше ничто не нарушает запутанного разноцветного узора.
Джотто закрывает глаза и смотрит, как встаёт на своё место последнее, алое, завершая всё. Ему кажется, что края этих мыслей-стёкол в кровь изрезали его душу. Слова Урагана, слова Тумана, неясные предчувствия и слишком ясные чувства неожиданно сложились в одно целое.
- Ты зашёл слишком далеко, Дэймон, - медленно говорит он. - Я больше не могу закрывать на это глаза.
Страж усмехается и вопросительно приподнимает бровь, даже не думая подниматься с постели.
- Меня обманывала твоя преданность Вонголе, - произносит Джотто. - Я забыл, что преданность семье не означает преданности мне, Дэймон. Я не нужен тебе. Тебе нужен идеальный патрон, которым я мог бы стать - стать и привести Вонголу к величию и славе, которых ты для неё желаешь. Тебе нужен Примо. Джотто тебе не нужен.
Он подходит к столу и не торопясь перебирает бумаги.
- Ты всегда поступаешь по-своему, Дэймон. Не могу не сказать, что меня не восхищает твоё упорство - у меня самого никогда такого не будет. В твоей постели вместо меня всё это время спали Вонгола, сила и величие. Ты поставил себе цель и следовал ей так верно, что на такую верность себе я не мог и надеяться. Ты не забывал о ней ни на минуту, ты помнил о ней даже когда врывался в меня, подчиняя себе не только моё тело, но и мой разум, подтачивая его, как вода точит камни. Но я не понимаю одного, Спэйд. Ты всегда был недоволен моей уступчивостью - зачем тебе понадобился патрон, который уступит тебе? Ты хотел изменить меня, но чтобы измениться, мне пришлось бы изменить самому себе - эта уступка несравнима ни с одной из тех, что я когда-либо кому-либо делал.
Джотто выпускает бумаги из пальцев и они, шурша, разлетаются по столу.
- Я не стану потакать тебе, Дэймон. Что теперь? Устранишь меня?
Капли дождя стучат по крыше, мгновения кажутся вечностью. Дэймон встаёт с постели и поднимает с пола брюки, застёгивает пуговицы на рубашке, наброшенной на плечи.
- Да, - глухо произносит он, наконец. - Я предполагал такой исход. Люди Секондо уже в городе.
Джотто через силу улыбается и приглашающим жестом раскрывает ладони.
- Уходи, - внезапно говорит Туман. - Уходи, уезжай за море. Сейчас.
Джотто качает головой и горько усмехается, болезненно морщась. Он хочет спросить, почему Спэйд говорит это, но спрашивает о другом.
- Что будет с моими стражами? - ему трудно, но пока удаётся справиться с голосом, внезапно ставшим ломким, словно сухая прибрежная трава.
Дэймон отводит глаза и пожимает плечами.
- Нет. Я не уеду. Ты знаешь, - пустой взгляд Примо неожиданно твёрд.
- Ты не можешь терять время и ждать их.
- Вот как, - ничего не выражающим голосом произносит Джотто. - Почему же?
- Тебя уничтожат, если ты не уедешь, Примо, - Дэймон хватает его за руку и сжимает тонкое запястье.
- А тебе не всё равно, Спэйд? - безразлично спрашивает Джотто. - Или хочешь оправдаться перед самим собой? Прости, ничем не могу помочь.
Breaking Benjamin – What Lies Beneath
- Твоя дурацкая верность, - сквозь зубы цедит Туман, резко отворачиваясь.
- Какая есть. Чего ты ждёшь, Дэймон? Просто сделай это.
- Ты прав. Лучше это сделаю я.
Джотто улыбается и молча смотрит на него, и в его глазах страж читает прощение.
- Почему? - исступленно вскрикивает он, вкладывая в короткое слово столько чувств, сколько никогда не позволял себе проявить раньше - от бессилия до глухой ненависти. - Почему ты... Примо!
Он ненавидит, о, как он ненавидит Джотто за эту любовь, за это прощение в его глазах, за это спокойствие. За то, что он протягивает к нему раскрытые ладони и просто ждёт, даже не пытаясь защититься, зная, что сейчас, полуобнажённый, он бессилен перед ним и ничего не может сделать.
Примо с грустной полуулыбкой качает головой и молчит.
Он не жалеет ни о чём, кроме того, что так и не успел попросить прощения сам.
- Джи, - беззвучно шепчет Джотто и закрывает глаза.
Дэймон смотрит на него - такого сильного и такого хрупкого, такого уязвимого. На его трепещущие ресницы, нервно бьющуюся жилку на виске, чуть подрагивающие пальцы, непослушно улыбающиеся, словно застывшие губы, на пряди волос, упавшие на лицо. На длинные стройные ноги, узкие бёдра, стянутые его одеялом, алые следы его поцелуев на бледной гладкой коже, на руки, так доверчиво обнимавшие его, на беззащитный, изящный изгиб шеи, на тяжело вздымающуюся грудь. Он слушает его неровное дыхание.
Он хочет прервать это дыхание навсегда, больше не позволить этим губам сделать ни одного вздоха.
Он хочет ощутить это дыхание на своей коже.
Он хочет убить его. Он хочет спасти его.
Он ненавидит его.
И... любит?
Ненавидит за то, что любит. Мстит за то, что любит.
Он медлит лишнюю секунду и этой секунды оказывается достаточно, чтобы неплотно прикрытая дверь распахнулась настежь.
Phil Collins – In the Air Tonight
То ли от его высокой тонкой фигуры, то ли из распахнутой двери веет промозглым холодом. Он не смотрит на Джотто, не позволяет себе ни единого взгляда в его сторону - потому что достаточно одного взгляда, чтобы перестать держать себя в руках. Он смотрит только на Дэймона.
Ты и впрямь думал, что я ничего не знал? - напускное равнодушие его взгляда мешается с презрением.
Секунды тянутся бесконечно долго, время замедляется.
- Ты только что совершил самую большую глупость в своей жизни, - сообщает ему Джи.
Знаешь, я всегда тебя недолюбливал, но ради него я смирил свои чувства. Однако теперь, когда ты показал ему своё истинное лицо, это больше не требуется. Ты ведь понимаешь? Понимаешь меня, да?
И в тот момент, когда он делает шаг, Дэймон понимает, что это конец. Не для его планов - им уже ничто не помешает, Вонгола давно перешла на сторону Секондо - для него самого. Он отшатывается.
- Бесполезно, - скучным голосом произносит страж Урагана старой Вонголы. Его тонкие губы кривятся в усмешке, когда он видит изумление в расширившихся глазах Дэймона.
Я всегда видел сквозь все твои иллюзии.
Непослушные пряди выбиваются из его безупречно небрежной причёски, придавая ему сходство с дьяволом, и, когда Пламя Урагана вспыхивает так ослепительно, как никогда раньше, обволакивая худую высокую фигуру алым сиянием, это уже не кажется простым сходством.
- Я отправлю тебя в ад, - говорит он, и смеётся.
Дэймон никогда не слышал, как Джи смеётся - исступленно, безумно, хрипло, толчками выплёскивая из себя смех, словно кровь, освобождая годами сдерживаемые чувства.
- Низко облака сегодня гуляют, а, Дэймон? - отсмеявшись, произносит он, склоняя голову к плечу и со злой насмешкой щуря глаза. - Видно, к дождю. А там, чего доброго, и гроза начнётся... Но это ничего, к утру-то уж наверняка развиднеется, как думаешь?
Чтобы оказаться рядом, ему хватает одного движения. Рука взлетает вверх.
Тонкие бледные, словно мраморные плиты пола, пальцы вплетаются в спутанные волосы изумлённого до оцепенения Тумана, заставляя того склониться к нему.
- Я ждал этого момента всю свою жизнь, знаешь? - обманчиво ласково шепчет Джи так, чтобы его слышал только он один. Хриплый предвкушающий голос звучит почти томно. - Зна-аешь...
За его спиной, в узком прямоугольнике дверного проёма, вырастают четыре смутные тени.
Ураган приносит облака. Из облаков проливается дождь. Дождь сменяется грозой. И вслед за грозой вновь сияет солнце.
В холодных коралловых глазах стеной встаёт алое пламя ада.
Linkin Park – Leave Out All the Rest
Они стоят и молчат. Минуты тянутся так долго, что, кажется, проходит вечность. Ни один из стражей не решается прервать их безмолвный разговор.
Наконец Джотто грустно улыбается. Улыбается и кивает, опустив голову, и пряди растрёпанных волос скрывают его лицо.
Kamelot – Season's End
Дэймон поворачивается к двери, но Джи преграждает ему путь.
- Джи, - тихо говорит Джотто, не поднимая глаз. - Оставь его. Пусть уходит.
Он подходит к стражу Урагана, молча касается пальцами его ладони, и Джи понимает, что патрон знает, как ему тяжело, Джи слышит его непроизнесённую просьбу, обращённую к нему - и не может отказать, как бы ему ни хотелось.
Он отступает в сторону и встаёт за плечом Джотто, неотрывно следя глазами за тонкой фигурой стража Тумана, медленно пересекающей комнату.
- Дэймон, - негромкий голос Примо настигает того у двери, заставляя остановиться. - Если ты захочешь вернуться, знай, что я всегда приму тебя.
- Я не вернусь, - глухо произносит Туман, помолчав. Спустя мгновение тяжёлая дверь с надрывным скрипом закрывается за его спиной.
В комнате вновь повисает долгое молчание.
- Нам тоже нужно уходить, - наконец произносит Примо.
- Но... мы что, просто уйдём вот так? - непонимающе спрашивает страж Солнца. Страж Облака недовольно хмурит тонкие брови и упрямо сжимает губы.
- Я не хочу больше жертв, - безжизненным голосом отвечает Джотто, только сейчас понимая, как же он устал. - Я не стану платить чужими жизнями за то, чтобы оставаться патроном. Мы уходим. Я ухожу. Я никому не приказываю следовать за мной. Я больше не патрон вам.
Тишина кажется такой плотной, что её можно вспороть клинком. И кому сделать это, как не человеку, не выпускающему клинков из рук?
- Можно уехать ко мне, - наконец, говорит за всех Асари. Мелодичный голос стража Дождя позванивает у двери. - Корабли отходят на рассвете. Ты навсегда наш патрон, Примо. Мы не оставим тебя.
Джотто слабо улыбается и кивает.
Джи набрасывает ему на плечи свой плащ.
- Эй, Примо, - в своей резковатой манере говорит он медлящему Джотто. - Пойдём.
Story Of The Year – Dive Right
Дождь прекращается с первыми лучами солнца, и бирюзовое небо сливается с прозрачной синевой волн. Асари улыбается чему-то - он улыбается всегда и сейчас улыбается тоже, хотя ему совсем не весело. Джотто натягивает капюшон ниже на лицо и закрывает глаза.
Последующие недели или месяцы - он давно потерял счёт времени - превращаются для его стражей в качку, мерный плеск вёсел и крики чаек, и ругань матросов, и ветер, полощущий коралловые паруса, но Джотто не видит этого. Он лежит в своей каюте, уткнувшись лицом в задубевшую от соли ткань тонкого истёртого покрывала и прижавшись боком к жёстким доскам и даже не открывает глаз. По ночам к нему приходит Джи, он приносит из камбуза пустую безвкусную похлёбку и заставляет его поесть, ложится рядом и согревает своим теплом - каюты маленькие и тесные, а их слишком много, чтобы кому-то - пусть даже Джотто - было дозволено спать одному.
Изредка Джотто выбирается на палубу и смотрит вдаль, туда, где осталась солнечная Италия с её туманами у горных подножий, виноградниками, цветущей акацией и миртом. Но на горизонте стоящее стеной небо падает в молчаливую воду, и ему кажется, что он тонет в этой воде и в этом небе, тонет вместе с плывущим в неизвестность кораблём.
Lee Ryan – How Do I
Из воспоминаний и безрадостных мыслей Джотто возвращает к реальности лишь едкий, чуть горьковатый дым его сигарет, редко исчезающих надолго из длинных пальцев Урагана, мимолётные прикосновения которых заставляют его на мгновения пробуждаться от своего болезненного забытья и возвращают потускневшему миру привычные краски. Но их мало, слишком мало, чтобы не дать ему погрузиться в пучину безразличия так, как, вздумай он шагнуть за борт, он погрузился бы в морскую. И к тому времени, когда они сходят на берег, он похож на попавшего из мира живых в мир мёртвых. Он существует, но больше не живёт и не хочет жить. Асари с болью смотрит на него, но молча качает головой.
- Просто дай ему время, - тихо говорит он Джи и уходит.
Когда он возвращается, они уходят снова - все вместе. Теперь у них есть свой дом, и, кажется, всё мало-помалу начинает налаживаться - страж Облака изучает местные законы, страж Грозы на ломаном японском болтает с девушками на улицах, кулаки стража Солнца уже испробовал на себе не один недовольный присутствием чужаков горожанин. Они молча бродят по окрестностям, сидят по вечерам у огня, слушают переливы флейты Дождя, даже - смеются.
Sonata Arctica – Fade To Black
Джотто уходит в небольшой японский садик у их дома. Он уходит туда каждый день и сидит, бездумно глядя вдаль, туда, где морские волны сладко целуются с затянутым облаками горизонтом.
Стражи не решаются беспокоить Примо, но Джи не может больше смотреть на это. Он находит Джотто в саду и садится рядом с ним, обнимая его за плечи. Он молчит. Он ждёт.
Он приходит к нему каждый день и молча обнимает его, позволяя тонкому сильному телу обмякнуть в его руках. Он приносит ему суши, купленные им в городке внизу, у побережья, и заваривает горячий зелёный чай на травах, набрасывает ему на плечи свой плащ, когда он задерживается в саду до вечера.
Он ничего не говорит - он знает, что Джотто не составляет труда узнать, о чём он думает, благодаря его безошибочной интуиции, которую спустя несколько поколений непременно назовут интуицией крови Вонголы.
Michael Jackson – Smile
- Прости, - говорит ему Джотто спустя несколько недель. Джи вопросительно смотрит на него, но тот молчит.
- Мне нечего прощать тебе, Примо, - помедлив, отвечает страж Урагана старой Вонголы.
И тот едва заметно улыбается в ответ на его слова и его мысли.
- Джотто, - тихо говорит он.
Джи кивает и притягивает его поближе к себе.
- Джотто.
И шум прибоя больше не кажется им тревожным.
Ten Sharp – You
Джи коротко усмехается, и неслышно вздохнув, притягивает его ближе, зарываясь лицом в светлые растрёпанные волосы, закрывая глаза. Просто дружеское объятие... кого он пытается обмануть?
Ему кажется, что он умирает, прямо сейчас, здесь, и всё никак не может понять, почему он всё ещё жив. Потому что прямо сейчас, здесь, он счастлив настолько, что это просто невозможно, совершенно невозможно вынести.
- Хэ-эй, - смеясь, шепчет Джотто ему в шею, - Джи, ты мне так все кости переломаешь...
Джи ослабляет объятия, смотрит ему в глаза, и сам не понимает, в какой момент их губы соприкасаются, и он задыхается от желания, и целует, целует, целует его, блуждая ладонями по его телу, целует так исступленно, словно без его тёплого виноградного дыхания, без чуть сладковатого вкуса его губ он и сам перестанет дышать.
И чудо, настоящее чудо состоит в том, что Джотто целует его в ответ.
~Hatred for butterflies [G x Giotto, Daemon Spade x Giotto FST]
~Автор: Cromo
~Количество треков: 25
~Длительность: 01:41:52
~Пейринг: Дэймон/Джотто, Джи/Джотто
~Рейтинг: R!
В каноне упоминаний о Дэймоне, Джи и Джотто не так уж много, поэтому трактовать их отношения можно очень по-разному, и, пока я занимался созданием FST, меня не покидала мысль о том, что короткими пояснениями к трекам показать свой фанон я не сумею. Я привык всё «разжёвывать», когда пытаюсь что-то донести до другого человека, поэтому вместо пояснений у меня неожиданно написалась серия довольно объёмных драбблов. Я подумал, что это уж слишком, но к тому моменту было уже поздно что-то менять. Мне хотелось бы иметь возможность разместить цитаты отдельно от текста, но для этого пришлось бы доработать его до сонгфика, кое-что добавив, а в таком случае он получился бы... немного чересчур длинным для фанмикса. Если честно, он и так для него длинноват. Это было небольшое предупреждение тем, кто, вдруг, заинтересуется.
Наверное, обложка вышла излишне радужной для этого фанмикса, но именно такие цвета ассоциируются у меня с Италией, к тому же он довольно лёгкий по звучанию и романтичный по смыслу, несмотря на драматичность пейрингов.
Hatred for butterflies
«Я ненавижу бабочек за их красоту. Ненавижу за то, что их так легко поймать...»
Phil Collins – You'll Be in My Heart«Я ненавижу бабочек за их красоту. Ненавижу за то, что их так легко поймать...»
«Давай, прекращай плакать. Всё будет хорошо. Только возьми мою руку, сожми её крепко. Я защищу тебя от всех вокруг. Я буду здесь. Не плачь. Для такого маленького ты кажешься таким сильным.. Мои руки будут обнимать тебя, держать тебя в безопасности и тепле. Эта связь между нами не может быть разорвана. Я буду здесь. Не плачь. Ведь ты будешь в моём сердце. Да, ты будешь в моём сердце. С этого дня, всегда».
Когда Джи впервые встречает Джотто, тот сидит на пыльной дороге, размазывая слёзы по лицу тыльной стороной ладони. Издевательский смех и топот ног затихают вдали, нечёткие силуэты теряются в клубах пыли. Джи не выносит слёз и пренебрежительно относится к чужой слабости, но что-то в этом растрёпанном светловолосом мальчишке заставляет его подойти и опуститься рядом, приобняв того за плечи. Мальчик вздрагивает. Растерянный открытый взгляд огромных глаз, неестественно, не по-детски серьёзных, скользит по его хмурому лицу, и Джи кажется, что он тонет в этих светлых глазах, как в бескрайнем высоком летнем небе над головой.
Джи знает - что бы он ни сказал, это прозвучит грубо, по-другому он не умеет. Он не способен на мягкость и совсем не знает слов утешения. Поэтому он молчит. Он не знает, что сказать. Он не знает, зачем ему что-то говорить. Но в его голове пойманной в силки птицей бьётся одна-единственная мысль - больше никогда, больше никому, больше никто. Не будет, не позволит, не посмеет.
Он не знает, откуда она, и не знает, почему.
Светловолосый мальчик смотрит на него и, кажется, слова не нужны, потому что он доверчиво вкладывает свою тонкую кисть в его сухую мозолистую ладонь и улыбается. Улыбается так, что Джи невольно жмурит глаза и становится похож на тощего уличного кота - эта улыбка не во многом уступает палящему солнцу над головой. Он жмурит глаза и смотрит, смотрит, не в силах отвести взгляд - смотрит, и, кажется, забывает дышать.
- Я Джотто, - смеясь, говорит мальчик.
И только его мягкий тёплый голос наконец приводит Джи в чувство.
Depeche Mode – The Bottom Line
«Есть что-то, ускользающее от нас. Что-то, чего нам никогда не понять. Это негласное правило: как яблоко падает на землю, как человек следует своей судьбе - так и я следую за тобой. И передо мной расстилается небо. Твоё небо зовёт меня. И я тоскую, я горю, я чувствую, как колёса любви вращаются».
Джи не задумывается о том, почему он проводит с Джотто почти каждый день. Он не задумывался об этом, когда, ещё детьми, они целыми днями бродили по окрестным полям и виноградникам, плескались в мелком ручье и, раскинув руки, лежали рядом под тёплым итальянским солнцем, смеялись и не замечали никого, кроме друг друга; он не задумывался об этом, когда, подперев щёку рукой, уныло слушал монотонный голос учителя, ёрзая на неудобном стуле и с тоской смотрел в окно или искоса поглядывал на Джотто, в отчаянии ерощащего свои и без того растрёпанные светлые волосы в попытках ответить на заданный вопрос - и не задумывается об этом сейчас.Быть с Джотто для него так же естественно, как просыпаться с восходом солнца, как дышать, как жить. Для него не имеет ни малейшего значения, почему это так.
И только когда через много-много лет из ракушки, что Джотто подобрал на побережье, куда они когда-то ездили вдвоём, потому что Джотто захотел взглянуть на бескрайнюю гладь моря, а Джи, конечно, не отпустил его одного - мало ли, рождается их семья, их Вонгола, вместе с ней в Джи рождается странное чувство, которому он пока ещё не знает имени.
А Вонгола растёт, как жемчужина в раковине моллюска, и всё чаще Джи хочется остаться с Джотто наедине, как раньше - идти по улице бок о бок, соприкасаясь плечами, спина к спине сидеть вечером на крыльце, касаться его мягких пальцев, видеть его предназначенную ему одному улыбку - всё чаще хочется, но удаётся всё реже.
Scorpions – Skywriter
«Твоё тело создано для того, чтобы сводить мужчин с ума, чтобы меня бросало в дрожь... Позволь мне не расставаться с надеждой. Никуда не уходи. Все знают, что я нахожусь под чарами твоей любви. Это безответно, но ты в моих мыслях. Это мой путь. Неудивительно, что ты разрываешь моё сердце буквально на части этим вечером. Все знают, что я нахожусь под чарами твоей любви. Это безответно, но ты в моих мыслях. Все знают... Интересно, знаешь ли об этом ты?.. Высоко в небе, я вывожу твоё имя. В небе, в небе, в небе...»
Джи стоит у окна, скрытый полупрозрачной тканью лёгких занавесок, колышущихся от ветра, и смотрит вниз, на Джотто, безмятежно раскинувшегося на мягкой густой траве только утром постриженного газона. Короткие травинки прилипают к серой ткани его измятых брюк, облегающих стройные длинные ноги, рубашка выбилась из-за ремня, обнажая кожу, но ему, кажется, совершенно нет до этого дела. Он лежит, закинув руки за голову, смешно щурится от неяркого солнца, и, чему-то улыбаясь, смотрит на небо.Джи подавляет судорожный вздох и отводит взгляд. Пальцы, до боли сжатые в кулаки, бессильно разжимаются.
Джотто... Он не в силах смотреть на его стройное тело, так соблазнительно раскинувшееся под его окном, тело, словно созданное для того, чтобы сводить его с ума. Всё в нём заставляет его внутренне дрожать от возбуждения - беззащитно открытая шея, к которой так хочется прикоснуться губами, оставляя бледные розовые следы на гладкой коже, лёгкий поворот головы, мимолётная улыбка, смешливый взгляд, непослушная прядь волос, упавшая на лицо...
Джи научился бесстрастно смотреть ему в глаза, но это всё, на что его хватило. Ему кажется, все видят, какие горячие взгляды он бросает на Джотто, когда тот не может его видеть. Все, кроме самого Джотто.
Он вновь смотрит в окно. Джотто, лениво-лукаво жмурясь, потягивается, закидывает ногу на ногу... Джотто выглядит совсем мальчишкой.
Вот только Джи давно вырос, и если когда-то всё, чего ему хотелось - дунуть приятелю в ухо, смотря, как тот смешно щурит глаза и фыркает, или шутливо толкнуть его в бок, то сейчас его ум занимают другие желания.
Джи закрывает глаза, и тут же понимает, что это была плохая идея. Видеть Джотто таким невыносимо, но не видеть его...
В его воспалённом воображении - Джотто, так же безмятежно, доверчиво раскинувшийся под ним, его стройные ноги, закинутые ему на плечи, гладкая кожа бёдер и комкающие простыни пальцы, зовущие раскрывающиеся для поцелуя губы, помутневшие от удовольствия глаза... низкий глубокий голос, повторяющий его имя...
Покорившись неизбежности, страж Урагана прислоняется спиной к стене и тянется пальцами к ремню своих брюк. И в который раз за последние месяцы прокусывает до крови губы, чтобы не застонать, не закричать в голос, выгибаясь и вздрагивая всем телом.
- Джотто, - с протяжным всхлипом шепчет он, - Примо...
У него темнеет в глазах, за сомкнутыми веками мечутся огненные сполохи, его трясёт, и, не в силах больше терпеть, он взрывается.
Если бы Джи был Вселенной, то его оргазм был бы Большим взрывом, никак не меньше. Но Джи всего лишь человек, и от его взрывов-срывов рождаются не галактики, а проблемы.
Восстановить хриплое дыхание, привести в порядок одежду и потратить оставшиеся до вечера часы на то, чтобы взять себя в руки - и не в том смысле, который имел место быть несколько минут назад...
Джи опускает голову, хмурясь. Он не хочет думать, чьё лицо мелькает в мыслях Джотто, беззаботно улыбающегося закату так же, как его собственное - в мыслях стража.
Он знает это и так.
Limp Bizkit – Behind Blue Eyes
«Никто не знает, каково это - быть плохим человеком, быть печальным человеком за голубыми глазами. Никто не знает, каково это - когда тебя ненавидят, когда тебе суждено произносить только ложь. Но мои мечты не настолько пусты, как моя совесть. Я постоянно одинок. Моя любовь – месть, не знающая покоя. Никто не знает, каково это - испытывать чувства, которые испытываю я. И в этом я виню тебя! Никто не прилагает столько усилий, чтобы сдерживать собственную злость...»
Вонгола набирает силу постепенно, и у Джи находится время на то, чтобы свыкнуться с тем, что отныне рядом с Джотто всегда будет не только он, но и другие - много других. Это даётся ему нелегко, и всё же он примиряется с постоянным присутствием стражей - приехавшего из-за моря улыбчивого ученика итальянского флейтиста, порывистого, несдержанного парня, неизменного участника всех кулачных драк в округе, лишённого человеческих чувств поборника закона с вечно непроницаемым лицом... Но даже избалованный и ленивый сын богатого земледельца, держащего поля неподалёку, смазливый юноша, о котором Джотто случалось заботиться ещё в детстве, не вызывает у него столь же острого неприятия, как последний из стражей - страж Тумана, Дэймон Спэйд. Его высокомерная усмешка и снисходительный взгляд прозрачных голубых глаз, изящные движения, безупречные манеры, вкрадчивый, влекущий голос - весь он выводит стража Урагана из себя, выводит его из себя своей обманчивостью, которую, кажется, не замечает никто, кроме него - никто не замечает, что он далеко не то, чем кажется.Когда Джи замечает его прямую спину в конце сумрачных галерей особняка Вонголы, по его коже под тонкой тканью рубашки пробегает холод, и он чувствует себя котом, встретившимся с душой умершего - если бы у него была шерсть, она непременно встала бы дыбом, если бы он мог - он непременно бы зашипел и выпустил когти.
Рядом с Дэймоном тускнеет день, звуки и краски - всё становится изменчиво и непостоянно, обманчиво.
Рядом с ним не существует ничего настоящего и ничего настоящего не существует в нём самом.
Если бы Дэймон знал, о чём думает Ураган, он посмеялся бы. И, возможно, согласился бы с тем, что его мысли не так уж далеки от истины. Но он не знает. И то, что Джи почувствовал в нём сейчас он до конца осознает в себе гораздо, гораздо позже.
Belinda Carlisle – Emotional Highway
«Слышал, ты задумал недоброе. Делаешь то, чего никогда бы не сделал я. И это встряхивает меня, кидает вниз, бросает мой мир на шесть футов под землю. Что ж, я хочу знать, что происходит, прежде, чем сойду с ума. Если я застану тебя с ним, я не знаю, что сделаю. Мне известны лишь слухи, и теперь я хочу убедиться во всём сам...»
Джи не знает, чего ожидать от Дэймона, но его полуживотное чутьё, воспитанное в нём одинокими месяцами, проведёнными им на улицах маленьких грязных городов Италии без пищи и крова, и научившее его выживать там, где не выжили бы иные, мурлыкающе нашёптывает ему об незримой, грозящей им всем опасности, и не смолкает ни на мгновение. И поэтому он наблюдает за ним, неустанно и безотрывно. Но того немногого, что ему удаётся выяснить, он предпочёл бы не знать. Не замечать мимолётных касаний пальцев Джотто и его стража Тумана, не замечать коротких торопливых поцелуев, которыми они обмениваются в тёмных галереях особняка, когда сгущающиеся сумерки не позволяют разглядеть лиц, и усталой, но счастливой улыбки Примо.Джи предпочёл бы не замечать всего этого, но продолжает наблюдать.
Poets of the Fall – Illusion & Dream
«Я не стану разглагольствовать вечно, просто я думал, что попытаюсь показать тебе, что красивая обёртка не меняет сути. Ведь ты прекрасно знаешь, что выводит меня, сводит с ума... Что бы ни заставляло тебя видеть, верить и забывать о своих предчувствиях, тебе нужно понять, что видения, которые нам внушают - всего лишь иллюзии и мечты. Иными словами, ложь. Так ты можешь назвать имя своего демона? Понять, что он замышляет?»
Проходит несколько лет, прежде чем он наконец-то решается заговорить с Джотто о своих предчувствиях - и жалеет об этом. Джи по-прежнему неразговорчив и ему нелегко подбирать слова, особенно когда речь заходит о Дэймоне, но молчать он больше не может - если только его выводы безошибочны, жизнь Примо может быть поставлена под угрозу в любой момент - момент, который не сумеет предсказать никто из них, даже он сам, момент, в который никто из них не сумеет защитить его. Он коротко и официально излагает сухие факты, руководствуясь при выборе того, что впервые за долгое время озвучивает вслух, исключительно логикой. Он не затрагивает тем, касающихся его собственных чувств, и делает всё, чтобы не задеть чувства Джотто. Он делает всё возможное, но у него недостаточно доказательств, и Примо не принимает во внимание сказанного им - он даже не желает хотя бы просто задуматься об этом.
Dream Theater – As I Am
«Не говори мне, что мне следует делать. Не советуй мне, как выиграть эту схватку. Это не твоя жизнь. Ты не имеешь права взять то единственное, что у меня осталось. Бросив взгляд со стороны, я почувствовал себя неудачником. Стоя за окном я наблюдаю за жизнью неудачника. Я пытался оправдать тебя, но в конце концов, я игнорирую тебя. Я не прогнусь под твой план, прими меня таким, какой я есть. До сих пор бегу в гору, плыву против течения - я так устал. Кажется, что меня засасывает в море бездарности. Притормози. Ты слишком много думаешь. Где твоя душа? Ты встал на пути всего, во что я верю. Тем, кто понимает, я протягиваю руку, а у сомневающихся я прошу принять меня таким, какой я есть. И без тебя я понимаю, где я нахожусь».
Его слова неожиданно холодны и резки - Джи никогда раньше не слышал от Джотто подобного. Примо говорит долго, но страж Урагана понимает всё, что ему нужно понять, уже с первых слов - понимает, но не хочет осмысливать это понимание, оставляя его пока лишь смутным неясным чувством. И несмотря на то, что он расценивает слова Джотто, как свидетельство того, что они, незаметно для них обоих, слишком отдалились друг от друга, того, что они стали чужими друг другу людьми, несмотря на то, что единственное, что ему хочется сказать в ответ на эту жёсткую отповедь - «Твоя жизнь не безразлична мне!» - он испытывает не обиду, а сострадание. Джи не бесчувственен, что бы ни думал Джотто - он чувствует так же, как и он сам, и очень хорошо понимает его сейчас. Пожалуй, даже слишком хорошо. И как бы он ни ненавидел Дэймона, он предпочёл бы оказаться неправ на его счёт, зная, чем может обернуться для Джотто «момент истины».Если только этот момент когда-нибудь настанет.
Staind – The Way I Am
«Я не совсем уверен в том, что приближается приманка, я не совсем уверен в тех иллюзиях, которые мы читаем на стене, но и не совсем уверен в проповедях, которыми мы живём, и не уверен, заметим ли мы что-нибудь перед тем, как упадём. Я тоже такой, какой есть, и ты никогда не изменишь меня, не переделаешь меня. Просто оставь меня таким, какой я есть».
Он понимает его - но не попробовать настоять на своём не может, хотя на то, что Джотто прислушается, не надеется - на самом деле он не надеялся на это уже тогда, когда начал этот бессмысленный разговор. Но собственные чувства, в том числе и надежда, не имеют для него значения - значение имеет лишь возможность защитить Примо, даже если эта возможность навсегда останется только возможностью. Джи обязан попробовать - это не только его желание, это его долг.Однако все его попытки убедить Джотто прислушаться к его словам оказываются тщетны.
- Ты просишь меня принять тебя с твоей уверенностью - но почему ты не можешь принять меня с моими сомнениями? - спрашивает он наконец.
Daughtry – Home
«Я пристально всматриваюсь в ночь, пытаясь скрыть боль. Я собираюсь туда, где любовь и чувства - это не обычные вещи. А ты чувствуешь совсем другую боль. Я ухожу домой, ухожу к себе, где его любовь - это все, что мне нужно. Я не убегаю - ты всё понимаешь не так. Я просто не сожалею о выбранной мною жизни».
Джотто качает головой и молча уходит. Джи остаётся в полумраке его кабинета и смотрит ему в спину - смотрит, как тот, кого он любит больше жизни, кого поклялся защищать её ценой, вновь уходит от реальности к иллюзиям.Люди считают, что иллюзии - это всего лишь иллюзии, и это очень неосмотрительно с их стороны по мнению Джи. Джи знает об иллюзиях намного больше - он знает, что иллюзии, в которые веришь, могут спасти, но могут и убить.
Джотто тоже знает это.
Почему он забыл об этом? Почему?
Самый бессмысленный из вопросов. Страж Урагана знает ответ.
Muse – Endlessly
«Во мне есть кое-что, о чём ты никогда не узнаешь, то, что я никогда не покажу тебе. Безнадёжно… Я буду любить тебя бесконечно. Безнадёжно… Я буду дарить тебе всё на свете, и я не брошу тебя, не подведу тебя. Я не дам тебе упасть, если однажды настанет для этого момент...»
- Безнадёжно, - устало шепчет он, позволяя себе минуту слабости и прислоняясь лбом к стене. - Безнадёжно... Почему ты так упрям, Примо?Всего на минуту.
Этой он ночью не заснёт - он даже не уйдёт к себе.
Этой ночью, как и много лет до того, он будет изучать и анализировать поступающую к нему в обход Примо информацию, он будет наблюдать. Этой ночью, как и много лет до того, он будет рядом с ним.
Он будет рядом с ним. Он не оставит его. Он защитит его, как обещал в тот день, когда они впервые встретились.
Ведь он в его сердце - с того самого дня. Всегда.
London After Midnight – Demon
«Через темнеющие улицы и сгущающийся мрак... Свечи в твоей комнате тускнеют, дождь отражает ночные тени. Луна сегодня полная, и сквозь туман я слышу твой голос и чувствую поцелуй. Становится все труднее отличить хорошее от плохого. Разгорячённое тело такое же бледное, как и звёзды. Никто не знает, кто ты. Бархатные прикосновения твоих губ к моим... Упиваемся нашей похотью, словно это вино. Скоро наступит конец света, мы услышим раскаты грома...»
Джотто идёт по ночным улицам, опустив голову. Горькая складка пролегает меж его бровей, глаза устало закрыты. Он идёт бесшумно, его лёгких шагов не слышно за перешёптыванием тяжёлой, намокшей листвы и мерным шорохом дождя. С его тёмно-серого, как камни мостовой, плаща стекают тонкие ручейки воды, вода хлюпает в его ботинках, приглаживает вечно взъерошенные светлые волосы.Из-за дождя ночной город безлюден, и только тени наблюдают за ним из-за фонарных столбов - фонари не горят, но полная луна, время от времени проглядывающая сквозь тучи, освещает улицы так ярко, что можно различить даже мелкие буквы на плакатах под навесами, которые пока ещё не сорвал ветер, на газетных вырезках, которыми оклеены изнутри стеклянные витрины некоторых лавок. Но Джотто не читает вывески - мутная пелена застилает ему глаза.
Он останавливается на окраине, у самого последнего дома. Его окна темны и он кажется пустым и заброшенным. Примо поднимает руку, и на мгновение она застывает в воздухе, прежде чем опуститься вновь.
Его беззвучный вздох слышит только дождь.
Он делает ещё шаг, и тонкие пальцы сжимаются на металлическом кольце двери и тянут её на себя. Глухой скрип не слышен за стоном деревьев, охваченных, словно невидимым пламенем, налетевшим с севера порывом ветра.
Примо притворяет дверь за собой и медленно поводит плечами, словно сбрасывая с них всю тяжесть Альп. Тяжёлый вымокший плащ опадает на пол, расстилаясь у его ног, и он перешагивает через влажную ткань, сбрасывая обувь, в которой переливается вода.
В комнате, куда он входит, миновав тёмный узкий коридор, тускло горят свечи. Джотто молча останавливается на пороге и смотрит на человека, сидящего за письменным столом, но тот не оборачивается. Он знает шаги Примо так же, как Примо, не видя его лица, полускрытого сумерками и пляшущими серыми тенями, знает его черты, и только тихий короткий смешок Тумана приветствует Небо Вонголы.
Минуты текут медленно, потрескивают свечные фитили и бьётся в окна дождь. Но в небольшой комнате слышно лишь мерное дыхание Джотто и скрип пера. Наконец, Дэймон откладывает в сторону бумаги и поднимается, огибая массивный стол, неторопливо идёт к двери.
- Примо, - томно и насмешливо произносит он, останавливаясь перед Джотто и притягивая его к себе.
Джотто скользит холодными ладонями по его груди, затянутой в тёмную ткань, и молча смотрит на него.
Дэймон усмехается и целует его - властно, глубоко, завораживающе.
Он не закрывает глаз, и в полумраке они кажутся синими - лишь изредка, ловя лунные лучи, проникающие в комнату из-за мутных стёкол, эти глаза искрятся голубым светом, словно огни святого Эльма, словно болотные огни.
Они танцуют, вспыхивают и угасают, уводят Джотто всё дальше. Он чувствует, что разум покидает его, но не может отвести взгляда, он задыхается, но не может прервать это поцелуй - долгий, жаркий, неуловимо порочный - такой же порочный, как невинность голубых широко распахнутых глаз.
Дэймон отстраняется и тихо смеётся ему в шею, и Джотто вздрагивает и прижимается к нему, бездумно шаря ладонями по его телу. Его тонкие пальцы проникают под его рубашку, и невесомо гладят бледную кожу.
- Примо, - Дэймон смотрит на него, склонив голову набок, так, что пряди волос падают ему на шею, словно потёки дождя на окнах. - Чт...
Его глаза изумлённо расширяются и он задыхается, когда пальцы Джотто нарочито медленно играют с его ремнём, когда его ладонь с силой скользит ниже.
- Примо, - стиснув зубы, шепчет он ему в волосы. - Ты понимаешь, что делаешь?
Джотто не может видеть его торжествующего взгляда, не может видеть его лица - лица человека, который привык всегда получать то, чего он хочет.
Усмешка пляшет в его глазах вместе с голубыми искрами, уводящими туда, откуда нет возврата.
Джотто отстраняется и молча стягивает с себя рубашку, оставаясь в одних брюках. Он смотрит на него, не пряча взгляда.
Скрип кровати, шорох смятой и отброшенной в сторону одежды, сплетение двух разгорячённых тел, поцелуи, поцелуи, поцелуи, пьянящие, словно вино, дурманящие, как наркотик, заставляющие забыть обо всём.
Забыть.
Именно то, чего этой ночью хотел бы Джотто.
Он хотел бы забыть. Забыть о своём Урагане. Потому что помнить о нём - слишком больно. Потому что всё происходящее кажется ему неправильным. Потому что, как бы он ни был уверен в своей правоте, он чувствует, что что-то не так.
Но Джотто не хочет знать, что именно. И когда Дэймон вновь накрывает его губы своими, он забывает обо всём, кроме него, и больше не думает ни о чём.
London After Midnight – The Bondage Song
«Невинный. Ты думал, что знаешь меня, понимаешь мои действия, мои тёмные потребности. Я хочу убийства, покорения. Хочу стать твоим хозяином. Обвей своими руками моё бледное тело. На колени! И поклоняйся своему новому богу. Ниже! А вот твоя награда… Возьми меня в свою постель и разорви на части».
Когда Джотто несдержанно стонет под его ласками, Дэймон отстранённо думает, что сейчас он может делать с ним всё, что захочет. Эта безграничная власть возбуждает его, заставляет дышать чаще, до синяков сжимать тонкие запястья Неба, губами оставляя на его гладкой коже алые отметины. Но она же заставляет его ненавидеть, ненавидеть до темноты в глазах, до желания одним движением ворваться в раскинувшееся под ним тело, разодрать горячую плоть, оставить глубокие кровоточащие царапины на плечах, уничтожить его - уничтожить его за то, что он так силён и так при этом покорен, за то, что он всегда слишком податлив - что в постели, что на переговорах. За то, что он не будет сопротивляться, за то, что он будет молча смотреть на него, даже когда в его глазах солёной морской водой заплещется страдание. За то, что он всегда будет сдержан, всегда будет готов уступить, когда ущемляют интересы Вонголы и его собственные, несмотря на то, что безо всякого труда может настоять на своём по праву сильнейшего.Дэймон не понимает этого и никогда не сможет понять.
И за это он всегда будет ненавидеть Джотто. За эту слабость, непонятную слабость, за эту покорность, за эту уступчивость.
За то, что он готов бороться только за других. За то, что ему нужно намного меньше, чем Дэймону. За то, что ему нужно другое. То, в чём никогда не нуждался и не будет нуждаться Туман. То, нужды в чём он тоже не поймёт никогда.
Он всегда будет ненавидеть его за это - и за то, что он всегда подчиняется ему, Дэймону.
Подчиняется только потому, что любит.
Дэймон ненавидит его за эту любовь. Он не может её понять, он не может её принять. Она вызывает в нём такое отторжение, что он готов уничтожить Джотто, чтобы не видеть её тени в его глазах.
Дэймон никогда не поймёт, как можно руководствоваться неразумными чувствами. Он слишком многого никогда не поймёт. Это кажется ему ненормальным и омерзительным, как вывернутое наизнанку тело. И в своём идеальном мире он не хочет видеть подобного.
Он переворачивается на спину, и сощуренными глазами наблюдает, как Джотто скользит губами по его груди, спускаясь всё ниже, комкает в пальцах простыню, когда он вбирает в себя его напряжённую плоть, выгибается и подавляет стон, кривя губы в неестественной усмешке. Он желает его и ненавидит, страстно ненавидит.
Он ненавидит и себя - за то, что эта ненависть делает его бессильным, затуманивая разум. И за то, что ненавидя Джотто так, как никогда не ненавидел никого другого, он нуждается в нём. Его тянет к нему, влечёт, неотвратимо и неумолимо.
Но, в отличие от Джотто, он нашёл способ преодолеть своё бессилие. А цена...
Цена не имеет для него значения.
London After Midnight – Kiss
«Возьми меня, возьми меня в свои руки и изнасилуй меня. Не прячься за своим гневом. Я знаю, ты любишь меня и всегда будешь любить... Все лучшее во мне встретилось со всем худшим в тебе. От невинности не осталось и следа».
Джотто чувствует гнев Дэймона, но не придаёт ему значения - голубые огоньки в синих глазах завели его так далеко, животная страсть Тумана завела его так сильно, что единственное, о чём он может думать - его руки, его губы, сильное тело, накрывающее его собственное. Каждым движением, каждым касанием он просит о большем, он умоляет, он отдаётся - весь. Он не чувствует бешенства, туманом окутывающего бледный тонкий силуэт его стража, он чувствует только его - в себе, чувствует только резкие, несдержанные движения, только грубость властных рук, только кровь, струящуюся по губам и болезненные поцелуи.
Он не может ни о чём думать, превратившись в бессвязные междометия.
Да.
Ещё.
Да... ааа... ааах!
Он ничего не замечает. Он знает, что его страж не невинен и далеко не добр. Он просто такой, как есть. Но знает ли Джотто, насколько далеко он не?
Дэймон кривит губы в усмешке и вбивается в податливое тело с ещё большей силой.
Нет. Он не знает, насколько.
Он даже не представляет, насколько.
Metallica – Devils Dance
«О, я ощущаю тебя, чувствую всё, что ты делаешь. В твоих глазах я вижу пламя, горящее, чтобы освободить тебя. Оно пронизывает тебя. Ты знаешь, что глубоко внутри скоро взойдёт росток, что я посеял. Когда-нибудь ты поймёшь и осмелишься прийти ко мне. Ну, давай же, попробуй.
Всё верно: давай потанцуем. Змей, я - змей-обольститель. Тот укус, что ты примешь... Позволь завладеть твоим сознанием. Оставь себя позади. Не бойся. У меня есть то, что тебе нужно. Я - то, что утолит твой голод».
Джотто вновь тихо стонет, выгибаясь под ним, закрывает глаза, закусывает губы, и Дэймон успокаивающе гладит его бёдра, почти нежно скользит пальцами по переплетениям вен под тонкой кожей запястий.Всё верно: давай потанцуем. Змей, я - змей-обольститель. Тот укус, что ты примешь... Позволь завладеть твоим сознанием. Оставь себя позади. Не бойся. У меня есть то, что тебе нужно. Я - то, что утолит твой голод».
- Нет, смотри на меня, - шепчет он ему в губы. Его голос похож на змеиное шипение, синева его глаз гипнотизирует, как змеиный взгляд.
И Примо смотрит.
Усмешка трогает губы Тумана, и он склоняется к лицу Неба, скользя по его щекам прядями волос.
- Ну же, Примо, - и Джотто не знает, действительно ли Дэймон произносит это, или его слова лишь иллюзия, он теряет ощущение реальности, остаётся только вкрадчивый, полный странной притягательности голос, нашёптывающий что-то, голос, которому невозможно сопротивляться - так невозможно сопротивляться наркотическому дурману, когда сознание напрасно тщится разорвать сладостные путы забытья, погружающего разум в иллюзии, полные неизбывного наслаждения.
Ну же, Примо... Примо... Примо... - голос звучит и затихает где-то вдали, в ночной темноте, дробясь на дождевые капли, сотни, тысячи дождевых капель.
Это твой последний шанс, Примо. Другого не будет... будет... будет... - капли разбиваются о булыжные камни мостовой, о стёкла, о шпили башен палаццо и церквей, отражают призрачный лунный свет.
Джотто протяжно всхлипывает, уже сам несдержанно насаживаясь на него, глухо стонет, до кровавых полумесяцев на ладонях сжимает кулаки, не в силах сомкнуть глаза, оторваться от этого завораживающего взгляда, в котором он тонет, как в море.
Волны наслаждения, расходящиеся по его телу, словно круги на воде, захлёстывают его с головой, и он задыхается, жадно хватая ртом воздух, крупно вздрагивает всем телом и обмякает, наконец-то закрывая глаза и проваливаясь в тёмное, спокойное забытье, шепчущее что-то, словно приложенная к уху витая морская раковина - множество витых морских раковин. Шепчущее что-то тихими, незаметно проникающими в сознание, неотличимыми от голоса его собственного разума голосами, стекающимися, словно ручьи и реки в море, в один голос - обольстительный, полный тягучих, опасных и обещающих нот голос Дэймона.
И ноты этого голоса завораживают Джотто намного больше звучания флейты стража Дождя, уводят его вслед за голубыми огоньками, всё ещё танцующими вдалеке, почти тающими в ночной темноте, что обволакивает его сознание. Ноты этого голоса кажутся ему невыразимо прекрасными, такими прекрасными, что в мире нет такой красоты, что сравнилась бы с ними.
Ему кажется, что он готов последовать куда угодно, лишь бы слышать их - и он уходит, уходит всё дальше в темноту, туда, где призывно сияют голубые искры, туда, откуда доносится мерный, мягкий, затуманивающий разум шёпот. Но в этом мерном шёпоте, похожем на шум прибоя, шум волн, омывающих песчаные побережья, ему вдруг чудится что-то грозное и тревожное, чудится такая сила, которой не способен противостоять ни один человек, так же, как ни один человек не способен противостоять зову моря, готового поглотить его, увлечь в себя и уничтожить.
О чём молчит море? Что скрыто под толщей его глубин?
За сомкнутыми веками Джотто, опускающегося всё глубже, подводными кораллами вспыхивают красные огоньки, расплываются в ровном сиянии голубых кругов, образуя бледно-розовые пятна, похожие на кровь, расплывающуюся по воде.
И другой голос звучит в его сознании, вспарывая темноту до алых сполохов, похожих на рваные раны. Этот голос, хриплый, нарочито безразличный, на слух такой же, как морская звезда на ощупь, с какой-то затаённой болью всего лишь произносит его имя, произносит так, словно это имя - самое дорогое, что у него есть, и Джотто, вздрогнув, распахивает глаза, не сразу понимая, где он и что с ним, и его глаза жжёт, словно морской солью, а с губ срывается короткое:
- Д...
Но Дэймон склоняется над ним со свечой в руках, улыбается своей нечитаемой улыбкой, взгляд голубых глаз, словно убегающий с берега прибой, забирает с собой его память, и Джотто забывает, что с его губ только что чуть не сорвалось совсем не имя стража Тумана.
Muse – Butterflies And Hurricanes
«Измени всё в себе и всё, чем ты был... Твой номер назвали... Начались сражения и битвы, месть наверняка настигнет тебя. Впереди у тебя трудные времена... Лучшим, ты должен быть лучшим, ты должен изменить мир и использовать этот шанс быть услышанным... Твоё время настало...»
Они лежат, обнявшись. Джотто слушает ровное дыхание Дэймона и постепенно стихающий дождь, Дэймон, как и всегда, слушает только себя - свои мысли.Невесомые, редкие поцелуи, переплетающиеся морскими водорослями пряди волос... Начавшаяся слово за слово полусонная беседа ни о чём бежит куда-то, словно дождевая вода по изгибам ночных улиц, и неожиданно сталкивается с каменной оградой палаццо, когда Джотто, на мгновение вынырнув из тёплой дрёмы, вслушивается в спокойный голос стража чуть внимательнее, прекращая бездумно наслаждаться его звучанием и начиная разбирать слова.
Дэймон не замечает этого, продолжая говорить. Он говорит о Вонголе и об открывающихся перед ней возможностях, о силе и о долге, и его речи позавидовал бы любой римский оратор, за ним пошли бы легионы.
За ним пошла бы Вонгола.
Примо думает, что, кажется, Дэймон знает это - знает настолько хорошо, что сейчас он не чувствует в нём ни тени сомнения в том, что всё будет так, как захочет Туман.
Staind – How about You
«Если бы кто-то указал тебе дорогу, ты бы взялся за руль и повернул туда? Мне больно оттого, что тебе не стыдно за свои собственные поступки. Так ты решил навязать всем свою игру? Очень странный способ завести друзей. Ты слепо идешь по жизни, всё измеряешь только своей выгодой... Просто постарайся не забыть, что смиренные унаследуют Землю...»
- Дэймон, - тихо, но веско произносит Джотто, и тот внезапно для самого себя умолкает. - Дэймон, ты...Отступившая на время тоска возвращается, невидимым плащом окутывая его обнажённое тело. Он неожиданно чувствует себя усталым и вконец разбитым.
Он обматывает вокруг бёдер одно из одеял и поднимается, отходит к окну, прислоняясь лбом к мутному стеклу.
- Дэймон, - глухо говорит он, - что ты делаешь, Дэймон?
Он оборачивается и долго молча смотрит на него - сквозь него. Он думает о словах Джи и его сердце сжимается от неясной боли и чувства вины.
- Неужели ты был прав, - почти беззвучно шепчет он - и внезапно замечает, как в бесстрастном взгляде Тумана на мгновение мелькает ликование - тот думает, что Джотто говорит о нём.
Он опускает голову.
Он думает - вспоминает, что все его разговоры с Дэймоном неизменно сводятся к величию и силе Вонголы, как реки стекаются к морю. Синие, голубые, бирюзовые, цвета морской волны, водорослей, неба, коралловые - мысли вертятся, кружатся стёклами калейдоскопа, звенят, складываясь в цветной церковный витраж - и каждая на своём месте, и больше ничто не нарушает запутанного разноцветного узора.
Джотто закрывает глаза и смотрит, как встаёт на своё место последнее, алое, завершая всё. Ему кажется, что края этих мыслей-стёкол в кровь изрезали его душу. Слова Урагана, слова Тумана, неясные предчувствия и слишком ясные чувства неожиданно сложились в одно целое.
- Ты зашёл слишком далеко, Дэймон, - медленно говорит он. - Я больше не могу закрывать на это глаза.
Страж усмехается и вопросительно приподнимает бровь, даже не думая подниматься с постели.
- Меня обманывала твоя преданность Вонголе, - произносит Джотто. - Я забыл, что преданность семье не означает преданности мне, Дэймон. Я не нужен тебе. Тебе нужен идеальный патрон, которым я мог бы стать - стать и привести Вонголу к величию и славе, которых ты для неё желаешь. Тебе нужен Примо. Джотто тебе не нужен.
Он подходит к столу и не торопясь перебирает бумаги.
- Ты всегда поступаешь по-своему, Дэймон. Не могу не сказать, что меня не восхищает твоё упорство - у меня самого никогда такого не будет. В твоей постели вместо меня всё это время спали Вонгола, сила и величие. Ты поставил себе цель и следовал ей так верно, что на такую верность себе я не мог и надеяться. Ты не забывал о ней ни на минуту, ты помнил о ней даже когда врывался в меня, подчиняя себе не только моё тело, но и мой разум, подтачивая его, как вода точит камни. Но я не понимаю одного, Спэйд. Ты всегда был недоволен моей уступчивостью - зачем тебе понадобился патрон, который уступит тебе? Ты хотел изменить меня, но чтобы измениться, мне пришлось бы изменить самому себе - эта уступка несравнима ни с одной из тех, что я когда-либо кому-либо делал.
Джотто выпускает бумаги из пальцев и они, шурша, разлетаются по столу.
- Я не стану потакать тебе, Дэймон. Что теперь? Устранишь меня?
Капли дождя стучат по крыше, мгновения кажутся вечностью. Дэймон встаёт с постели и поднимает с пола брюки, застёгивает пуговицы на рубашке, наброшенной на плечи.
- Да, - глухо произносит он, наконец. - Я предполагал такой исход. Люди Секондо уже в городе.
Джотто через силу улыбается и приглашающим жестом раскрывает ладони.
- Уходи, - внезапно говорит Туман. - Уходи, уезжай за море. Сейчас.
Джотто качает головой и горько усмехается, болезненно морщась. Он хочет спросить, почему Спэйд говорит это, но спрашивает о другом.
- Что будет с моими стражами? - ему трудно, но пока удаётся справиться с голосом, внезапно ставшим ломким, словно сухая прибрежная трава.
Дэймон отводит глаза и пожимает плечами.
- Нет. Я не уеду. Ты знаешь, - пустой взгляд Примо неожиданно твёрд.
- Ты не можешь терять время и ждать их.
- Вот как, - ничего не выражающим голосом произносит Джотто. - Почему же?
- Тебя уничтожат, если ты не уедешь, Примо, - Дэймон хватает его за руку и сжимает тонкое запястье.
- А тебе не всё равно, Спэйд? - безразлично спрашивает Джотто. - Или хочешь оправдаться перед самим собой? Прости, ничем не могу помочь.
Breaking Benjamin – What Lies Beneath
«Сделай вдох и задержи его.
- Начни битву.
- Тебе не выиграть.
- С меня хватит, давай начнём. Не беспокойся, мне всё равно.
- В итоге ты ничего не сможешь изменить. Ты не плачешь, хотя должен. Отпусти всё - если бы ты мог сделать это, когда любовь гибнет в конце концов...
- Но я доберусь до того, что под твоей слабой, кривой улыбкой, заглядывая внутрь твоего холодного и усталого взгляда.
- Вот так, больно ли это? Попрощайся с этим миром. Меня не будет, когда ты падёшь. Твоя печальная жизнь говорит сама за себя…»
Дэймон выпускает его руку.- Начни битву.
- Тебе не выиграть.
- С меня хватит, давай начнём. Не беспокойся, мне всё равно.
- В итоге ты ничего не сможешь изменить. Ты не плачешь, хотя должен. Отпусти всё - если бы ты мог сделать это, когда любовь гибнет в конце концов...
- Но я доберусь до того, что под твоей слабой, кривой улыбкой, заглядывая внутрь твоего холодного и усталого взгляда.
- Вот так, больно ли это? Попрощайся с этим миром. Меня не будет, когда ты падёшь. Твоя печальная жизнь говорит сама за себя…»
- Твоя дурацкая верность, - сквозь зубы цедит Туман, резко отворачиваясь.
- Какая есть. Чего ты ждёшь, Дэймон? Просто сделай это.
- Ты прав. Лучше это сделаю я.
Джотто улыбается и молча смотрит на него, и в его глазах страж читает прощение.
- Почему? - исступленно вскрикивает он, вкладывая в короткое слово столько чувств, сколько никогда не позволял себе проявить раньше - от бессилия до глухой ненависти. - Почему ты... Примо!
Он ненавидит, о, как он ненавидит Джотто за эту любовь, за это прощение в его глазах, за это спокойствие. За то, что он протягивает к нему раскрытые ладони и просто ждёт, даже не пытаясь защититься, зная, что сейчас, полуобнажённый, он бессилен перед ним и ничего не может сделать.
Примо с грустной полуулыбкой качает головой и молчит.
Он не жалеет ни о чём, кроме того, что так и не успел попросить прощения сам.
- Джи, - беззвучно шепчет Джотто и закрывает глаза.
Дэймон смотрит на него - такого сильного и такого хрупкого, такого уязвимого. На его трепещущие ресницы, нервно бьющуюся жилку на виске, чуть подрагивающие пальцы, непослушно улыбающиеся, словно застывшие губы, на пряди волос, упавшие на лицо. На длинные стройные ноги, узкие бёдра, стянутые его одеялом, алые следы его поцелуев на бледной гладкой коже, на руки, так доверчиво обнимавшие его, на беззащитный, изящный изгиб шеи, на тяжело вздымающуюся грудь. Он слушает его неровное дыхание.
Он хочет прервать это дыхание навсегда, больше не позволить этим губам сделать ни одного вздоха.
Он хочет ощутить это дыхание на своей коже.
Он хочет убить его. Он хочет спасти его.
Он ненавидит его.
И... любит?
Ненавидит за то, что любит. Мстит за то, что любит.
Он медлит лишнюю секунду и этой секунды оказывается достаточно, чтобы неплотно прикрытая дверь распахнулась настежь.
Phil Collins – In the Air Tonight
«Что ж, если бы ты сказал мне, что тонешь, я не протянул бы руки. Я видел твоё лицо перед моим другом, но я не знаю, знаешь ли ты, кто я. Что ж, я был там, и я видел то, что ты сделал, я видел это своими собственными глазами. Так что ты можешь убрать усмешку, я знаю, где ты был. Всё сплошная ложь. И я чувствую, что это витает в воздухе сегодня вечером, о, боже... Я ждал этого момента, всю свою жизнь, о, боже...»
Джи стоит, прислонившись плечом к дверному косяку. В его тёмных глазах не читается ничего, в тусклом свете лампы под потолком не разглядеть лица.То ли от его высокой тонкой фигуры, то ли из распахнутой двери веет промозглым холодом. Он не смотрит на Джотто, не позволяет себе ни единого взгляда в его сторону - потому что достаточно одного взгляда, чтобы перестать держать себя в руках. Он смотрит только на Дэймона.
Ты и впрямь думал, что я ничего не знал? - напускное равнодушие его взгляда мешается с презрением.
Секунды тянутся бесконечно долго, время замедляется.
- Ты только что совершил самую большую глупость в своей жизни, - сообщает ему Джи.
Знаешь, я всегда тебя недолюбливал, но ради него я смирил свои чувства. Однако теперь, когда ты показал ему своё истинное лицо, это больше не требуется. Ты ведь понимаешь? Понимаешь меня, да?
И в тот момент, когда он делает шаг, Дэймон понимает, что это конец. Не для его планов - им уже ничто не помешает, Вонгола давно перешла на сторону Секондо - для него самого. Он отшатывается.
- Бесполезно, - скучным голосом произносит страж Урагана старой Вонголы. Его тонкие губы кривятся в усмешке, когда он видит изумление в расширившихся глазах Дэймона.
Я всегда видел сквозь все твои иллюзии.
Непослушные пряди выбиваются из его безупречно небрежной причёски, придавая ему сходство с дьяволом, и, когда Пламя Урагана вспыхивает так ослепительно, как никогда раньше, обволакивая худую высокую фигуру алым сиянием, это уже не кажется простым сходством.
- Я отправлю тебя в ад, - говорит он, и смеётся.
Дэймон никогда не слышал, как Джи смеётся - исступленно, безумно, хрипло, толчками выплёскивая из себя смех, словно кровь, освобождая годами сдерживаемые чувства.
- Низко облака сегодня гуляют, а, Дэймон? - отсмеявшись, произносит он, склоняя голову к плечу и со злой насмешкой щуря глаза. - Видно, к дождю. А там, чего доброго, и гроза начнётся... Но это ничего, к утру-то уж наверняка развиднеется, как думаешь?
Чтобы оказаться рядом, ему хватает одного движения. Рука взлетает вверх.
Тонкие бледные, словно мраморные плиты пола, пальцы вплетаются в спутанные волосы изумлённого до оцепенения Тумана, заставляя того склониться к нему.
- Я ждал этого момента всю свою жизнь, знаешь? - обманчиво ласково шепчет Джи так, чтобы его слышал только он один. Хриплый предвкушающий голос звучит почти томно. - Зна-аешь...
За его спиной, в узком прямоугольнике дверного проёма, вырастают четыре смутные тени.
Ураган приносит облака. Из облаков проливается дождь. Дождь сменяется грозой. И вслед за грозой вновь сияет солнце.
В холодных коралловых глазах стеной встаёт алое пламя ада.
Linkin Park – Leave Out All the Rest
«Когда пробьёт мой час, забудь о зле, которое я совершил. Даже во мне есть то, по чему ты будешь тосковать. Не держи на меня зла. Если вдруг ты почувствуешь пустоту внутри, вспомни обо мне, вычеркнув из памяти всё плохое. Не бойся, я получу по заслугам. Изменяясь внешне, я всегда оставался собой. Моя сила – лишь кажущееся впечатление, поскольку внутри я слаб. Я никогда не был идеальным, впрочем, как и ты. Забыв о боли, что накопилась внутри, ты научился ловко её прятать. Ты делаешь вид, что кто-то придёт и спасёт меня от самого себя. Но я не такой, как ты».
Дэймон не отвечает ему и ничем не выдаёт своих чувств. Он просто поворачивается к Джотто и долго смотрит ему в глаза, опустошённый и выжатый, не чувствующий ничего. И Джотто не отводит взгляда.Они стоят и молчат. Минуты тянутся так долго, что, кажется, проходит вечность. Ни один из стражей не решается прервать их безмолвный разговор.
Наконец Джотто грустно улыбается. Улыбается и кивает, опустив голову, и пряди растрёпанных волос скрывают его лицо.
Kamelot – Season's End
«Первый раз в моей жизни секунда вечности кажется мне такой длинной. То, что было, меняется с течением времени. Не уходи. Пожалуйста, не говори, что всё закончено, пока это есть... Не прощайся так, будто мы больше не увидимся. Оставь мне ложь в конце нашей поры...»
Дэймон поворачивается к двери, но Джи преграждает ему путь.
- Джи, - тихо говорит Джотто, не поднимая глаз. - Оставь его. Пусть уходит.
Он подходит к стражу Урагана, молча касается пальцами его ладони, и Джи понимает, что патрон знает, как ему тяжело, Джи слышит его непроизнесённую просьбу, обращённую к нему - и не может отказать, как бы ему ни хотелось.
Он отступает в сторону и встаёт за плечом Джотто, неотрывно следя глазами за тонкой фигурой стража Тумана, медленно пересекающей комнату.
- Дэймон, - негромкий голос Примо настигает того у двери, заставляя остановиться. - Если ты захочешь вернуться, знай, что я всегда приму тебя.
- Я не вернусь, - глухо произносит Туман, помолчав. Спустя мгновение тяжёлая дверь с надрывным скрипом закрывается за его спиной.
В комнате вновь повисает долгое молчание.
- Нам тоже нужно уходить, - наконец произносит Примо.
- Но... мы что, просто уйдём вот так? - непонимающе спрашивает страж Солнца. Страж Облака недовольно хмурит тонкие брови и упрямо сжимает губы.
- Я не хочу больше жертв, - безжизненным голосом отвечает Джотто, только сейчас понимая, как же он устал. - Я не стану платить чужими жизнями за то, чтобы оставаться патроном. Мы уходим. Я ухожу. Я никому не приказываю следовать за мной. Я больше не патрон вам.
Тишина кажется такой плотной, что её можно вспороть клинком. И кому сделать это, как не человеку, не выпускающему клинков из рук?
- Можно уехать ко мне, - наконец, говорит за всех Асари. Мелодичный голос стража Дождя позванивает у двери. - Корабли отходят на рассвете. Ты навсегда наш патрон, Примо. Мы не оставим тебя.
Джотто слабо улыбается и кивает.
Джи набрасывает ему на плечи свой плащ.
- Эй, Примо, - в своей резковатой манере говорит он медлящему Джотто. - Пойдём.
Story Of The Year – Dive Right
«Ну что ж, пора. Я нырну вглубь, прорезав волны, прямо на дно океана. И хотя мои руки дрожат, я лежу совершенно неподвижно, потому что твердо решил позволить воде поглотить себя. И я знаю, что я похоронен слишком глубоко, чтобы снова чувствовать тепло солнечных лучей. Я мог попрощаться и уплыть, и никогда больше не попасть на берег. Но теперь я буду лежать, погрузив лицо в песок, рядом с обломками кораблей, сбившихся с пути.»
Они приходят на пристань до отплытия корабля, и Асари не составляет труда найти им места на нём - родной язык, звонкие монеты и обещание посильной помощи никогда не бывают лишними. Дождь прекращается с первыми лучами солнца, и бирюзовое небо сливается с прозрачной синевой волн. Асари улыбается чему-то - он улыбается всегда и сейчас улыбается тоже, хотя ему совсем не весело. Джотто натягивает капюшон ниже на лицо и закрывает глаза.
Последующие недели или месяцы - он давно потерял счёт времени - превращаются для его стражей в качку, мерный плеск вёсел и крики чаек, и ругань матросов, и ветер, полощущий коралловые паруса, но Джотто не видит этого. Он лежит в своей каюте, уткнувшись лицом в задубевшую от соли ткань тонкого истёртого покрывала и прижавшись боком к жёстким доскам и даже не открывает глаз. По ночам к нему приходит Джи, он приносит из камбуза пустую безвкусную похлёбку и заставляет его поесть, ложится рядом и согревает своим теплом - каюты маленькие и тесные, а их слишком много, чтобы кому-то - пусть даже Джотто - было дозволено спать одному.
Изредка Джотто выбирается на палубу и смотрит вдаль, туда, где осталась солнечная Италия с её туманами у горных подножий, виноградниками, цветущей акацией и миртом. Но на горизонте стоящее стеной небо падает в молчаливую воду, и ему кажется, что он тонет в этой воде и в этом небе, тонет вместе с плывущим в неизвестность кораблём.
Lee Ryan – How Do I
«Как же мне переболеть тобой? Как мне спастись, ведь я живу лишь наполовину. Как же мне переболеть тобой, ведь ты забрал с собой все, что у меня было... Везде, куда бы я не направлялся, есть то, что напоминает о тебе...»
В мерном плеске волн он снова слышит тревожный, завораживающий голос Дэймона, в голубизне неба - видит его равнодушные глаза, в треске полотнищ, полощущихся на ветру, ему чудится его сухой горький, словно морская вода, смех. Что бы он ни делал, о чём бы ни думал, его образ неизменно встаёт за его правым плечом, как за левым безмолвно маячит Джи.Из воспоминаний и безрадостных мыслей Джотто возвращает к реальности лишь едкий, чуть горьковатый дым его сигарет, редко исчезающих надолго из длинных пальцев Урагана, мимолётные прикосновения которых заставляют его на мгновения пробуждаться от своего болезненного забытья и возвращают потускневшему миру привычные краски. Но их мало, слишком мало, чтобы не дать ему погрузиться в пучину безразличия так, как, вздумай он шагнуть за борт, он погрузился бы в морскую. И к тому времени, когда они сходят на берег, он похож на попавшего из мира живых в мир мёртвых. Он существует, но больше не живёт и не хочет жить. Асари с болью смотрит на него, но молча качает головой.
- Просто дай ему время, - тихо говорит он Джи и уходит.
Когда он возвращается, они уходят снова - все вместе. Теперь у них есть свой дом, и, кажется, всё мало-помалу начинает налаживаться - страж Облака изучает местные законы, страж Грозы на ломаном японском болтает с девушками на улицах, кулаки стража Солнца уже испробовал на себе не один недовольный присутствием чужаков горожанин. Они молча бродят по окрестностям, сидят по вечерам у огня, слушают переливы флейты Дождя, даже - смеются.
Sonata Arctica – Fade To Black
«Плыву по течению всё дальше с каждым днём. Теряюсь в глубине самого себя. Ничто и никто не имеют более значения. Я потерял волю к жизни. Мне просто нечего отдать и нечего взять. Положив конец этому, я стану свободным... Всё уже не так, как прежде, кое-чего не хватает внутри меня. Я совершенно потерян, это не может быть правдой. Мне не вынести больше тот ад, что я чувствую внутри. Меня наполняет пустота, наполняет до самой агонии».
Джотто не смеётся - он даже ни разу не улыбнулся за всё это время. Для него, потерявшего волю к жизни, тоже было бы лучше забыться в делах, но его Вонголы больше нет, а кроме неё у него не было ничего. У каждого из его стражей до встречи с ним в жизни было что-то главное, что-то важное - флирт, музыка, закон, поединок... У него не было ничего. Ему нечем себя занять и не на что отвлечься - прежняя жизнь окончилась, а новая не успела начаться.Джотто уходит в небольшой японский садик у их дома. Он уходит туда каждый день и сидит, бездумно глядя вдаль, туда, где морские волны сладко целуются с затянутым облаками горизонтом.
Стражи не решаются беспокоить Примо, но Джи не может больше смотреть на это. Он находит Джотто в саду и садится рядом с ним, обнимая его за плечи. Он молчит. Он ждёт.
Он приходит к нему каждый день и молча обнимает его, позволяя тонкому сильному телу обмякнуть в его руках. Он приносит ему суши, купленные им в городке внизу, у побережья, и заваривает горячий зелёный чай на травах, набрасывает ему на плечи свой плащ, когда он задерживается в саду до вечера.
Он ничего не говорит - он знает, что Джотто не составляет труда узнать, о чём он думает, благодаря его безошибочной интуиции, которую спустя несколько поколений непременно назовут интуицией крови Вонголы.
Michael Jackson – Smile
«Несмотря на то, что слёзы всегда так близко, это то время, когда ты должен продолжать улыбаться... Что толку в слезах? Ты поймешь, что всё ещё стоит жить, если ты только улыбнёшься, даже если твое сердце болит... Улыбайся, даже если оно разбито... Даже когда тучи на небе - ты справишься, если ты улыбаешься сквозь страх и печаль... Улыбнись, и, может быть, завтра, ты поймешь, что жизнь всё ещё имеет смысл».
Он думает о том, что на бледном измождённом лице Примо не хватает улыбки, его тёплой насмешливой улыбки, освещающей это лицо так же, как солнце освещает небо. Но он молчит. Он ждёт. Он знает, что он дождётся.- Прости, - говорит ему Джотто спустя несколько недель. Джи вопросительно смотрит на него, но тот молчит.
- Мне нечего прощать тебе, Примо, - помедлив, отвечает страж Урагана старой Вонголы.
И тот едва заметно улыбается в ответ на его слова и его мысли.
- Джотто, - тихо говорит он.
Джи кивает и притягивает его поближе к себе.
- Джотто.
И шум прибоя больше не кажется им тревожным.
ЭПИЛОГ
Ten Sharp – You
«Я всю жизнь бежал без оглядки, пытаясь найти что-то важное, и всю жизнь боялся, пока не нашел... Тебя. Ты не выходишь у меня из головы. Ты - смысл моей жизни. Ты - мой неугасающий огонь. Ты - моя путеводная звезда. Ночь - лучший друг. Бокал вина и приглушенный свет. Ты лежишь рядом со мной, со мной, переполненным любовью и надеждой».
- Оно на просвет такое же, как твои глаза, - улыбаясь, говорит Джотто, бездумно поворачивая хрустальный бокал и ловя глазами лунные блики на ковре.Джи коротко усмехается, и неслышно вздохнув, притягивает его ближе, зарываясь лицом в светлые растрёпанные волосы, закрывая глаза. Просто дружеское объятие... кого он пытается обмануть?
Ему кажется, что он умирает, прямо сейчас, здесь, и всё никак не может понять, почему он всё ещё жив. Потому что прямо сейчас, здесь, он счастлив настолько, что это просто невозможно, совершенно невозможно вынести.
- Хэ-эй, - смеясь, шепчет Джотто ему в шею, - Джи, ты мне так все кости переломаешь...
Джи ослабляет объятия, смотрит ему в глаза, и сам не понимает, в какой момент их губы соприкасаются, и он задыхается от желания, и целует, целует, целует его, блуждая ладонями по его телу, целует так исступленно, словно без его тёплого виноградного дыхания, без чуть сладковатого вкуса его губ он и сам перестанет дышать.
И чудо, настоящее чудо состоит в том, что Джотто целует его в ответ.
@темы: Giotto x G, Музыка
-
-
28.03.2011 в 20:26Видно, что работа проделана огромная
и песен, песен много, да каких!и песни очень удачно подобраны. А тексты, тексты!В общем, не буду умничать а просто скажу, что вы меня покорили. тт Огромное спасибо.
-
-
28.03.2011 в 20:33Приятно, что оно так. Очень уж я люблю этот свой ОТП, наверное, потому и атмосферно.)
-
-
29.03.2011 в 19:36-
-
29.03.2011 в 19:38Спасибо)
-
-
01.04.2011 в 10:59