дино был очень красивым, когда не говорил ерунды, не делал хуйни и не ел омлет с вешенками (ц)
Автор: Cromo
Рейтинг: PG-13
Пейринг: TYL!Савада Тсунаёши/TYL!Гокудера Хаято
Жанр: drama
Слов: 927
Размещение запрещено.
Драббл под впечатлением от семьдесят четвёртой серии аниме.
Он помнит, он и не смог бы забыть; за бумагами, на переговорах, в ресторане - он помнит. В шумной толпе и в тишине резиденции, в Японии и в Италии, среди бездушных офисных зданий и среди молчаливых деревьев - он помнит.
Стоя перед гробом - он помнит.
Стоя перед гробом на коленях - он помнит, помнит, помнит...
Хаято не хочет думать, что он там. Он лучше будет думать, что однажды он ушёл и не вернулся; да, конечно, он ушёл и не вернулся, и гроб, наполненный белыми лилиями - всего лишь нелепая формальность, на которой настояла Семья; и тело... конечно же, нет никакого тела; не может быть, этого - не - мо-жет - быть.
Никак, никак не может.
Рука несмело скользит по тёмному дереву; пальцы натыкаются на холодный металл окантовки и запинаются, останавливаются, чтобы, мгновением спустя, двинуться дальше; провести ребром ладони по гладкой поверхности, очертить чёткую римскую цифру «десять» на гербе Вонголы; Вонголы... если бы не Вонгола; ес-ли - бы - не - Вон-го-ла...
Он не хотел, так не хотел ввязываться во всё это, но подрывник был счастлив, так счастлив, что именно ему суждено стать Десятым, его Десятым... откуда, ну откуда он мог знать, что ему суждено не только стать, но и... не стать.
...неизменно помнить о смерти... хранить...
Подрывник помнит; он помнит - но это он, он должен был умереть, заслонив собой Десятого; он, он он, а не...
Верность самурая - в том, чтобы без страха пожертвовать жизнью, защищая господина.
Хаято накрывает герб ладонью, и его рука замирает и не двигается больше; он прижимается щекой к прохладному дереву, неприятно пахнущему свежим лаком - матовым, почти незаметным.
Верность самурая...
Он пропускает момент, когда его плечи начинают судорожно вздрагивать, когда с губ рвутся хриплые всхлипы; в его серых с прозеленью, как мшистые камни, глазах, нет слёз, совсем нет; они сухие, как выцветший от жажды мох.
Хаято обхватывает себя за плечи, вцепляется пальцами в противно скользкую ткань пиджака - и тут же выпускает её; трясущимися руками достаёт пачку сигарет, роняет - и в прострации смотрит на плотно прикрытую крышку гроба, и ему кажется, что в помутневшем воздухе смешиваются запахи; приторный - лилий; гнилостно-сладковатый - разложения; ему кажется, кажется - ка-жет-ся.
Хаято закрывает глаза, отсчитывая удары сердца; десять ударов сердца, он не в силах ждать дольше; он смотрит - снова, и видит - снова.
Нет. Нет, нет, нет...
...пожертвовать жизнью...
В груди подрывника рождается крик, крик, идущий, кажется, не от содранных давно уже связок, а из самого сердца; он подавляет его. Он шатается, как пьяный, ничего не видя перед собой, он катается по траве, оставляющей на ткани безупречно отглаженного костюма мокрые пятна, скребёт пальцами землю, ломая ногти на длинных, ухоженных пальцах, он до крови кусает губы - с них рвётся глухое, сдавленное рычание, полувсхлип-полустон.
...защищая...
Джудайме... джу-дай-ме.
Подрывник срывает с себя пиджак, отбрасывая его в сторону, сдирает неудобную, совсем новую, пахнущую магазином рубашку - чёрную; раньше он никогда не носил чёрного - рубашку, тугой воротник которой, врезаясь в кожу, душит, заставляет его задыхаться, сдёргивает с шеи тугую петлю галстука; тонкое лезвие карманного ножа, которым он снимает стружку с карандашей, сидя за бумажной работой или в библиотеке, окрашивается алым; он исступлённо наносит порезы - вдоль, вдоль, поперёк, вдоль, вдоль, не опасные, неглубокие, но болезненные.
Хаято не собирается умирать, не сейчас; Хаято собирается мстить; мстить, мстить-мстить-мстить.
Вендетта - Италия; порыв, действие, борьба.
Тот, кто решает всё грубой силой, недостоин зваться самураем.
Хаято собирается мстить, но - протрезвев; сейчас он ещё слишком пьян, пьян своей болью; боль выходит через порезы вместе с кровью, стекает по рукам, по груди, пачкая брюки.
Бусидо - Япония; выдержка, ожидание, смирение.
...недостоин...
Он поднимает голову, но не видит неба; он размыкает губы, исступлённо крича, но крика не слышно; он падает на траву, сотрясаясь в рыданиях, но не плачет; в те краткие мгновения, когда он может думать, он думает, что лучше бы он плакал.
Хаято подносит ладонь к лицу и слизывает быстро густеющую кровь, глотает; она горьковато-солёная, совсем как слёзы; слёзы - удел женщин; он мужчина и плачет кровью, слизывает, слизывает кровь со своих губ, ладоней, поит ей сухой мох на острых камнях, оставляющих ссадины на его локтях и синяки на коленях - кровь течёт не только снаружи, но и внутри, изнутри; остаётся на коже сероватыми пятнами, ищет, ищет, ищет выход - и он выпускает её; острое лезвие выпускает её наружу. Её яркий алый цвет неуместен на лесной поляне, среди приглушённых, бледных красок пасмурного утра; неуместен, как чернота перед его глазами - чёрное-чёрное дерево; гладкое, пропитанное матовым лаком, защищающим от дождя и прохладной утренней сырости, чёрное дерево гроба.
Он лёг бы на него; накрыл собой, защищая тело Десятого своим телом - от дождя, от падающих листьев, от чужих глаз; зачем лак?
Зачем? Зачем-зачем-зачем...
Наконец, боль в теле отрезвляет; подрывника кидает в дрожь, холодную мелкую дрожь.
Хаято нашаривает на траве сигареты, щёлкает зажигалкой; раз, второй, десятый; прикуривает, затягивается; надсадно, хрипло, кашляет; он курит и кажется почти спокойным, он тушит окурок о своё запястье, морщится; он уходит к озеру и смывает с себя кровь, достаёт из кейса бинты, обрабатывает порезы и надевает рубашку, набрасывает пиджак; он смотрит, смотрит, смотрит на гроб; он даёт себе пощёчину - и смотрит всё равно; вторую - отворачивается, медлит... уходит тяжёлым шагом; холодает, небо затягивает серыми тучами, и в глазах подрывника лёд, сухой колкий лёд - мрачная решимость над тёмным омутом боли.
Он не отвечает на вопросы.
Он возвращается. Он приходит каждый день и молча садится рядом.
Самурай не оставит господина.
На лесной поляне возле серо-зелёного, как его глаза, озера одуряюще пахнет лилиями.
Рейтинг: PG-13
Пейринг: TYL!Савада Тсунаёши/TYL!Гокудера Хаято
Жанр: drama
Слов: 927
Размещение запрещено.
Драббл под впечатлением от семьдесят четвёртой серии аниме.
~прочесть.
Самураю в делах повседневных следует неизменно помнить о смерти; следует хранить это слово в сердце своём.Он помнит, он и не смог бы забыть; за бумагами, на переговорах, в ресторане - он помнит. В шумной толпе и в тишине резиденции, в Японии и в Италии, среди бездушных офисных зданий и среди молчаливых деревьев - он помнит.
Стоя перед гробом - он помнит.
Стоя перед гробом на коленях - он помнит, помнит, помнит...
Хаято не хочет думать, что он там. Он лучше будет думать, что однажды он ушёл и не вернулся; да, конечно, он ушёл и не вернулся, и гроб, наполненный белыми лилиями - всего лишь нелепая формальность, на которой настояла Семья; и тело... конечно же, нет никакого тела; не может быть, этого - не - мо-жет - быть.
Никак, никак не может.
Рука несмело скользит по тёмному дереву; пальцы натыкаются на холодный металл окантовки и запинаются, останавливаются, чтобы, мгновением спустя, двинуться дальше; провести ребром ладони по гладкой поверхности, очертить чёткую римскую цифру «десять» на гербе Вонголы; Вонголы... если бы не Вонгола; ес-ли - бы - не - Вон-го-ла...
Он не хотел, так не хотел ввязываться во всё это, но подрывник был счастлив, так счастлив, что именно ему суждено стать Десятым, его Десятым... откуда, ну откуда он мог знать, что ему суждено не только стать, но и... не стать.
...неизменно помнить о смерти... хранить...
Подрывник помнит; он помнит - но это он, он должен был умереть, заслонив собой Десятого; он, он он, а не...
Верность самурая - в том, чтобы без страха пожертвовать жизнью, защищая господина.
Хаято накрывает герб ладонью, и его рука замирает и не двигается больше; он прижимается щекой к прохладному дереву, неприятно пахнущему свежим лаком - матовым, почти незаметным.
Верность самурая...
Он пропускает момент, когда его плечи начинают судорожно вздрагивать, когда с губ рвутся хриплые всхлипы; в его серых с прозеленью, как мшистые камни, глазах, нет слёз, совсем нет; они сухие, как выцветший от жажды мох.
Хаято обхватывает себя за плечи, вцепляется пальцами в противно скользкую ткань пиджака - и тут же выпускает её; трясущимися руками достаёт пачку сигарет, роняет - и в прострации смотрит на плотно прикрытую крышку гроба, и ему кажется, что в помутневшем воздухе смешиваются запахи; приторный - лилий; гнилостно-сладковатый - разложения; ему кажется, кажется - ка-жет-ся.
Хаято закрывает глаза, отсчитывая удары сердца; десять ударов сердца, он не в силах ждать дольше; он смотрит - снова, и видит - снова.
Нет. Нет, нет, нет...
...пожертвовать жизнью...
В груди подрывника рождается крик, крик, идущий, кажется, не от содранных давно уже связок, а из самого сердца; он подавляет его. Он шатается, как пьяный, ничего не видя перед собой, он катается по траве, оставляющей на ткани безупречно отглаженного костюма мокрые пятна, скребёт пальцами землю, ломая ногти на длинных, ухоженных пальцах, он до крови кусает губы - с них рвётся глухое, сдавленное рычание, полувсхлип-полустон.
...защищая...
Джудайме... джу-дай-ме.
Подрывник срывает с себя пиджак, отбрасывая его в сторону, сдирает неудобную, совсем новую, пахнущую магазином рубашку - чёрную; раньше он никогда не носил чёрного - рубашку, тугой воротник которой, врезаясь в кожу, душит, заставляет его задыхаться, сдёргивает с шеи тугую петлю галстука; тонкое лезвие карманного ножа, которым он снимает стружку с карандашей, сидя за бумажной работой или в библиотеке, окрашивается алым; он исступлённо наносит порезы - вдоль, вдоль, поперёк, вдоль, вдоль, не опасные, неглубокие, но болезненные.
Хаято не собирается умирать, не сейчас; Хаято собирается мстить; мстить, мстить-мстить-мстить.
Вендетта - Италия; порыв, действие, борьба.
Тот, кто решает всё грубой силой, недостоин зваться самураем.
Хаято собирается мстить, но - протрезвев; сейчас он ещё слишком пьян, пьян своей болью; боль выходит через порезы вместе с кровью, стекает по рукам, по груди, пачкая брюки.
Бусидо - Япония; выдержка, ожидание, смирение.
...недостоин...
Он поднимает голову, но не видит неба; он размыкает губы, исступлённо крича, но крика не слышно; он падает на траву, сотрясаясь в рыданиях, но не плачет; в те краткие мгновения, когда он может думать, он думает, что лучше бы он плакал.
Хаято подносит ладонь к лицу и слизывает быстро густеющую кровь, глотает; она горьковато-солёная, совсем как слёзы; слёзы - удел женщин; он мужчина и плачет кровью, слизывает, слизывает кровь со своих губ, ладоней, поит ей сухой мох на острых камнях, оставляющих ссадины на его локтях и синяки на коленях - кровь течёт не только снаружи, но и внутри, изнутри; остаётся на коже сероватыми пятнами, ищет, ищет, ищет выход - и он выпускает её; острое лезвие выпускает её наружу. Её яркий алый цвет неуместен на лесной поляне, среди приглушённых, бледных красок пасмурного утра; неуместен, как чернота перед его глазами - чёрное-чёрное дерево; гладкое, пропитанное матовым лаком, защищающим от дождя и прохладной утренней сырости, чёрное дерево гроба.
Он лёг бы на него; накрыл собой, защищая тело Десятого своим телом - от дождя, от падающих листьев, от чужих глаз; зачем лак?
Зачем? Зачем-зачем-зачем...
Наконец, боль в теле отрезвляет; подрывника кидает в дрожь, холодную мелкую дрожь.
Хаято нашаривает на траве сигареты, щёлкает зажигалкой; раз, второй, десятый; прикуривает, затягивается; надсадно, хрипло, кашляет; он курит и кажется почти спокойным, он тушит окурок о своё запястье, морщится; он уходит к озеру и смывает с себя кровь, достаёт из кейса бинты, обрабатывает порезы и надевает рубашку, набрасывает пиджак; он смотрит, смотрит, смотрит на гроб; он даёт себе пощёчину - и смотрит всё равно; вторую - отворачивается, медлит... уходит тяжёлым шагом; холодает, небо затягивает серыми тучами, и в глазах подрывника лёд, сухой колкий лёд - мрачная решимость над тёмным омутом боли.
Он не отвечает на вопросы.
Он возвращается. Он приходит каждый день и молча садится рядом.
Самурай не оставит господина.
На лесной поляне возле серо-зелёного, как его глаза, озера одуряюще пахнет лилиями.
-
-
26.10.2010 в 21:46Что не понравилось: мне кажетсо, что Хаято отреагировал бы на смерть босса несколько иначе. Он более деятелен и свою скорбь реализовывал бы через месть или что-то в этом роде. Как мне кажется.
Хаято обхватывает себя за плечи, вцепляется пальцами в противно скользкую ткань пиджака - и тут же выпускает её; трясущимися руками достаёт пачку сигарет, роняет - и в прострации смотрит на плотно прикрытую крышку гроба, и ему кажется, что в помутневшем воздухе смешиваются запахи; приторный - лилий; гнилостно-сладковатый - разложения; ему кажется, кажется - ка-жет-ся.
За это отдельный плюс =)
-
-
26.10.2010 в 22:14У всех своё видение этого персонажа, я полагаю. Взрослый Хаято в том кадре очень отличался от того, каким он был в юности. А поскольку написано под впечатлением, соответственно, я, вероятно, невольно отобразил увиденную мной разницу. Кроме того, я полагаю, он не мог начать действовать немедленно. От необдуманных порывов его бы непременно удержали, и обычно именно в такие моменты осознания невозможности что-то сделать прямо сейчас человек позволяет себе минуты слабости, поскольку ему не на что отвлечься, а намёк на будущие активные действия в этом направлении я указал. Всё же, Хаято стал сдержаннее со временем, безусловно. Так что это обычная психологическая реакция, на мой взгляд - необдуманный порыв, затем временная потеря воли к действию и погружение в собственные негативные эмоции, в том числе в промежутках между повседневной рутиной, потом, по истечении некоторого различного в разных случаях времени, разумная деятельность, ведущая к изначальной цели. Я могу и ошибаться, разумеется, в отношении этого персонажа, но мне вот видится так, что поделать.) Моё видение подобного вообще редко сообразуется с чьим-то ещё.)
Рад, если понравилось. Честно говоря, не ожидал, что эта вещь способна вызвать какой-то отклик. Сам я её считаю неудачной, в конце концов, это минутная ассоциация и не более.
-
-
26.10.2010 в 22:24Ну, оно видно. Я все же высказываю субъективное мнение =)
Написано-то неплохо. А я просто наконец засел читать ваши фики по очереди =)
-
-
26.10.2010 в 22:52Хех, да просто не обращайте внимания.) Меня вечно тянет разглагольствовать ни о чём, когда это совершенно не нужно.
О, даже так?) Надеюсь, это не станет зря потерянным временем.