Продолжение сумасшествия)

[5927otp]

Название: "Спокойной ночи"
Автор: Toriya
Пейринг: Гокудера/Цуна
Рейтинг: R
Жанр: флаффокавай
Размер: 1043 слова/6711 зсп.
Примечание: продолжение истории
Ранее в нашей программе: 1. Знаешь, Гокудера, я хочу... ( Шуршунка)
2. Эйфория (Toriya)
3. Гокудера знает (Шуршунка)

Сколько они так лежат, просто держась друг за друга, просто прикасаясь? Полчаса, час? Цуне хорошо и спокойно. В душе все еще течет вода. Слабый шум убаюкивает и ни от чего не отвлекает. Вылезать из кровати, выпускать из рук Гокудеру не хочется, вот только…

- Мокро, - говорит Цуна и улыбается, когда Гокудера дергается, вскидывает голову и холодные капли с его волос осыпают лицо. – И есть хочется, - добавляет он.

Гокудера резко садится на кровати.

- Сейчас я…

- Я сам, - Цуна ловит его за руку, удерживает, смотрит. Лежать на мокром покрывале без Гокудеры совсем невозможно, и он тоже поднимается. – Сделаю пару бутербродов. Только не девайся никуда, ладно? Я быстро.

У Гокудеры такой выразительный взгляд, что Цуна смеется, как будто слышит возмущенное: «Что вы такое говорите, Десятый?! Куда же я от вас денусь?!»

- Тогда я пока белье сменю, - Гокудера вскакивает и бросается в душ – видимо, выключать воду.

Цуна уходит на кухню, распахивает холодильник, пристально изучает содержимое. За время жизни с Гокудерой он научился есть европейскую еду. Пицца, спагетти, бутерброды – Цуна любит все. Может, потому что Гокудера, в отличие от него самого, умеет готовить. Не так, как мама, но Цуне нравится. Нравится листать учебники и слушать доносящийся с кухни звон посуды, угадывать по разносящимся в квартире запахам, что будет сегодня на ужин. Слушать, как Гокудера реагирует на сбежавший кофе или пригоревшую пиццу. Итальянские проклятья вместе с японскими ругательствами в исполнении Гокудеры – это по-настоящему смешно и трогательно. Гокудера расстраивается и смотрит на противень и джезву, как на личных врагов, учинивших коварный заговор против Гокудеры Хаято и его доброго имени. Цуна обычно с аппетитом уплетает очень загорелую пиццу и покорно ждет следующей порции кофе. К этому горькому мучению он тоже успел привыкнуть. По утрам без него даже проснуться окончательно не получается. Впрочем, кофе Цуна пьет только здесь, и только если его варит Гокудера. Даже сахар почти не добавляет. А еще ему кажется, что после кофе губы у Гокудеры тоже должны горчить. И целовать его, вдыхая стойкий, насыщенный запах кофейных зерен, и мягко слизывать эту горечь, было бы здорово. В такие моменты кофе кажется Цуне очень вкусным.

Сейчас, вытаскивая из холодильника продукты и торопливо сооружая бутерброды, Цуна думает, что теперь знает, какие губы у Гокудеры. От них и без всякого кофе невозможно оторваться.

Чайник закипает быстро. Цуна разливает зеленый чай, сгружает на поднос нехитрый перекус и чашки и осторожно несет все это в комнату. Гокудера на маленьком балкончике воюет с трепыхающейся на ветру простыней и покрывалом. Кровать Гокудеры уже заправлена сухим бельем. Цуна ставит поднос посередине, осторожно усаживается, подбирая под себя ноги и набрасывает на плечи полотенце. Волосы почти высохли, и Цуна приглаживает их, но они все равно встают дыбом, с этим бесполезно бороться.

На улице уже темнеет, чашка приятно обжигает ладони, а бутерброд кажется верхом кулинарного искусства.
Взъерошенный Гокудера сидит рядом, Цуна задевает коленом его бедро и старается жевать быстрее, потому что Гокудеру хочется обнять. Когда он стряхивает с ладоней крошки, залпом допивает свой чай и прижимается лбом к плечу Гокудеры, ему кажется, что это лучший день в его жизни.

Гокудера тянется к нему сразу, словно все это время только и ждал, когда его голодный Десятый наконец наестся. Недоеденный бутерброд выпадает из его руки и шлепается на поднос. Цуна прижимается всем телом и чувствует руки Гокудеры везде. Эти руки… Каждое их прикосновение заставляет вздрагивать и кусать кубы. Кожа на ладонях слегка шершавая, а пальцы горячие, уверенные, подвижные. А еще у Гокудеры кольца, и напульсник с клепками, и цепочка на другом запястье, и все это задевает, слегка царапает, прижимается холодным металлом к почти раскаленной коже. Цуна вздрагивает и всхлипывает от пугающе острых ощущений, Гокудера порывается снять кольца, но Цуна не дает, хватает за руки, тянет к себе и шепчет, задыхаясь:

- Не надо. Не надо, Хаято. Это же – ты. Это все – твое.

Он не знает, как объяснить. Но все эти кольца, и цепи, и разноцветные рубашки, и безумные узкие штаны, и кожаные ремни с тяжелыми пряжками, и стойкий запах сигарет – это все - Гокудера. Цуна не может представить его другим. И не хочет представлять.

Он опрокидывается на кровать, утягивая Гокудеру за собой. Слышится грохот, звон разбитой посуды, они с Гокудерой сталкиваются носами, когда целуются и смеются. Поднос? К черту поднос и разбитые чашки. И остатки ужина. Цуна сжимает Гокудеру обеими руками, обхватывает его бедра коленями, вжимается своим стояком в его член и стонет, не разрывая поцелуя. Гокудера двигается, Цуна тоже. Они трутся друг об друга, вжимаются друг в друга так плотно и горячо, что Цуна чувствует тело Гокудеры как свое. Ни грамма воздуха между ними. Ни грамма страха, неловкости или недоверия. Если бы Гокудера захотел, было бы еще больше, Цуна давно готов, и хочет, но сейчас им обоим не нужно большего. Того, что происходит, слишком много для одного дня. Цуна тонет в ощущениях, растворяется в плавных мягких движениях, которые становятся все настойчивее, в дыхании Гокудеры, в его запахе. Цуна хочет, чтобы это никогда не заканчивалось, потому что такая близость – это лучшее, что может быть. Они будто распахнуты друг перед другом. Не нужна никакая интуиция, чтобы знать, что чувствует другой, знать, что ему так же хорошо, как тебе, что вы по-настоящему вместе.

Кончают они тоже вместе. Цуна долго лежит с закрытыми глазами, все еще чувствуя дрожь Гокудеры, и думает, что они оба идиоты – тянуть так долго, потерять столько времени. Хотя в запасе времени у них гораздо больше. Значит, все хорошо.

Когда Цуна начинает воспринимать окружающий мир, то понимает, что лежать ему опять мокро. Теперь теплая лужа прямо под задницей, и это почему-то смущает.

- Мокро, - снова говорит Цуна. Они с Гокудерой наконец разлепляются, возятся и выясняют происхождение лужи, а потом ржут, цепляясь друг за друга, потому что чая в чашке Гокудеры было слишком много и потому что у кровати Гокудеры сегодня очень невезучий день.

На кровати Цуны тепло и сухо. Она не слишком просторная, но отлично подходит для того, чтобы спать на ней вдвоем с Гокудерой. Они лежат, прижавшись друг к другу, и Цуна понимает, что больше никогда не захочет спать один.

Веки тяжелые. Но заснуть страшно. Потому что Цуна вдруг думает о том, что завтра утром что-нибудь изменится. Это глупо, но мысли лезут и лезут, одна хуже другой, Цуна старается дышать ровнее, чтобы не разбудить Гокудеру. Но тот все равно просыпается. Обхватывает рукой, притягивает ближе, шепчет на ухо, сонно и нежно:

- Спокойной ночи, Десятый.

И Цуна засыпает, даже не успев ему ответить.