Фанфик "Один день".

[5927otp]

Название: Один день
Автор: Говадера
Пейринг: Гокудера/Тсуна
Рейтинг: R
Размер: 3194 слова
Жанр: повседневность, романс.
Предупреждение: отсутствие беты (вакансия свободна)
Размещение: разрешено.
Примечание: написано в конце августа, но на сообщество выставляю впервые.

Душно.
Одеяло сбилось в ногах, отброшенное в бессознательных попытках сбежать от ночного кошмара. По виску сползает капелька пота, стекая по коже шеи, исчезая среди взмокших завитков волос на затылке. Пальцы судорожно цепляются за тонкую ткань простыни, сжимают, едва не разрывая. И когда легкие перестают принимать кислород, зеленые глаза в смятении распахиваются. Хаято еще не до конца осознавая, где находиться, приподнимается, пытаясь удержать вес собственного тела на дрожащих руках. Холодная свежесть ночного воздуха, проникающего через незапертое окно, разрывает грудную клетку, сопровождая каждый вдох колющей болью. Полутьма комнаты создает обманчивые, иллюзорные видения несуществующих вещей, но та же тьма способствует легкому воспроизведению уже практически стершегося из памяти сна.

«… — Гокудера-кун, ты не оправдал моего доверия.
Разочарование вперемешку с болью.
Едва заметная морщинка залегла между тонкими бровями.
Хотя это не разочарование. Это обида. Горькая потеря веры, словно ребенку впервые сказали, что сказок не существует…»

И пустота. Как будто всё остальное тщательно кем-то удалено, но и этого достаточно, чтобы почувствовать подступающий к горлу комок.
Безотчетный страх услышать подобное наяву.

Зная, что уже точно не заснет, Гокудера осторожно сползает с кровати, нащупывая ногами домашние тапки. Косой взгляд на окно подтверждает его догадки: рассветом еще и не пахнет, но и заснуть он больше не сможет.
На кухне теплее, но не настолько, чтобы отогреть замерзшие руки и упокоить потревоженные нервы. Хочется молока.
Ури, мурча, трется о ногу, напоминая о себе.

«Официант, нам два бокала!..»
Вспоминается вырванная из какого-то известного текста крылатая фраза, и слабая улыбка слегка приподнимает уголки губ.

После первого стакана молока настроение улучшается.
Наблюдая за уткнувшейся в своё блюдце кошкой, Гокудера ловит себя на мысли о том, что не всё так плохо. Хотя кого он пытается обмануть? Всё плохо.

Некоторые думают, что плохое сразу же бросается в глаза, но это вовсе не так. Самое страшное всегда скрывается в глубине человеческих сердец, где люди блуждают по лабиринтам своих страхов в надежде найти истину и понять самих себя. Опасность наткнуться на кошмары поджидает за каждым углом, но они все равно всю жизнь бродят, вглядываясь в бесконечную тьму, пытаясь отыскать выход. А кто-то остаётся сидеть на одном месте, сжавшись в комочек, не делая ни шага вперед: непонятно умные они или трусы, ведь выхода до сих пор никто так и не нашел.
Так что всё плохо. Лучше пусть будет плохо, ведь тогда можно оставаться начеку, не опасаясь, что внезапность застанет тебя врасплох.

«Стакан наполовину полон? Стакан наполовину пуст? Стаканом можно бить людей!»
В стакане не осталось больше молока, поэтому нужно налить еще.
Подниматься лень. Конечно, можно подтянуть стул к столу, на краю которого стоит заветная бутылка, но тонкая подошва тапок предательски скользит по кафельному полу, не давая установить опору. Злит, но против физики не попрешь. И молока уже не хочется.
Расфокусированный взгляд цепляется за стрелки настенных часов, показывающих, что обычное время подъема наступит ещё нескоро.
«А, ну и чёрт с ним…»
Заняться абсолютно нечем, а размышления над чем-то опасны, возвращением к тому, с чего началось утро.


«Учебники, тетради, ручка – всё с собой. Сумка на плече. Сигареты в кармане. Можно выходить»
Ури пытается прошмыгнуть, в приоткрывшуюся дверь, но Гокудера ловко подхватывает её поперек туловища. Пальцы с удовольствие зарываются в густой теплый мех. Ему хочется прижать живой комок к себе, немного потискать, но это чрева-то новыми царапинами, поэтому животное оказывается втащено обратно внутрь квартиры.
— Сиди тут.
Образ обиженных глаз еще некоторое время фигурирует в мыслях, но испаряется стоит Хаято оказаться на улице.

Над Намимори едва забрезжил рассвет: небо светлое, но солнце еще не показалось, а лёгкая дымка белесого тумана размывает силуэты домов в конце улицы.
Дорога до дома Десятого недолгая, но скучная. Особенно в такое время, когда глазам предстают лишь пустые, словно вымершие улицы, а промозглый утренний ветер заставляет плотнее кутаться в тонкую куртку, впрочем, не спасающую от появления мелких мурашек.

Вот и знакомый белый забор. Дом выглядит нежилым: все окна закрыты, не слышны крики детей, бельевая веревка пустует.
«Значит, мать Десятого еще не встала. Придётся ждать»
Облокотившись на каменную стену, Хаято лениво щелкает только что вытащенной из кармана зажигалкой. Курить не хочется, вернее хочется, но простейшее действие завораживает.

«Нажать. Щелчок. Есть огонь. Отпустить. Нет огня. Что-то лишнее? Разрушение требует больше действий, чем воссоздание, но так лишь на первый взгляд: длинная цепочка действий ведущих к разрушению остаётся за кадром. Все находится в равновесии. Половины одного уравнения всегда равны, иначе это уже не уравнение. Где же сигареты?»

Фильтр горький и зубы внезапно становятся чувствительны, неприятно проезжаясь по бумаге. Первый же вдох и Хаято еле сдерживает рвотный позыв.
Лёгкая интоксикация никотином.
Но курить так хочется, что переждав неприятное состояние, Гокудера делает еще одну затяжку, давясь едким дымом. Сильный ветер, гуляющий по перекрестку, сносит непроизвольно выступившие на глазах слезы. Хаято собирается вытереть их тыльной стороной ладони, но вовремя вспоминает, что между пальцев зажжённая сигарета и неловким движением вполне можно подпалить себе волосы. Сознание тут же воспроизводит печальную картину последствий не случившегося.
«Бегаю с горящими волосами перед домом Десятого, ору, пытаюсь сбить огонь. Он бы меня точно «поблагодарил» за подобное пробуждение»

Тем временем со стороны дома доносится негромкий хлопок входной двери. Кто-то проснулся и вышел во двор. Хаято быстро кидает окурок под ноги, туша тлеющую сигарету носком ботинка: мать Десятого не должна знать, что несовершеннолетние друзья её сына имеют подобные привычки. Стряхивая со штанов, нечаянно попавший на них пепел, Гокудера решает немного переждать, пока табачный запах полностью не выветрится.
Нана, насвистывая какую-то незатейливую мелодию, бодро развешивает только что постиранное бельё. Она недотягивается, поэтому ей приходится вставать на цыпочки, перекидывая очередной элемент одежды через витую бельевую верёвку.

«Идеальная «японская жена». Немного простодушна, не прочь поболтать, любит спокойную домашнюю рутину. Интересно, что творится в мозгах у подобных людей? Чем они интересуются, кроме ежедневных дел и графы расходов? Младшая Сасагава такая же? Мне их не понять»

Гокудера осторожно выглядывает из-за угла, наблюдая за беззаботной женщиной, всё никак не может подобрать удобный момент, чтобы подойти. Ждёт, обдумывает, но так и не подходит: замечает идущего по улице Ямамото и снова прячется за угол, скрываясь в тени забора.

«Да ну, к чёрту всё»

Настроение итак поганое, портится еще больше. Прижавшись спиной к бетонной загородке, Гокудера вслушивается в весёлый обмен любезностями, коря себя за свою нерешительную медлительность. Взгляд устремляется в бесконечный небесный простор, по которому плывут барашки редких облаков.
Сегодня будет солнечно.

Облака проплывают по небу, исчезая где-то за горизонтом.
Они похожи на многое: человеческая фантазия богата на выдумки. И чем дальше удаляешься в придуманные тобой образы, тем труднее возвращаться обратно, туда, где всего этого нет. А может есть.
То самое «может», которое заставляет верить абсолютно во всё. И когда эпизодическое «может» не спасает, опровергаясь нерушимыми фактами, на помощь приходит глобальное «может», ставящее под сомнение устройство этого мира.

Хаято не следит за ходом времени, мысли утекают куда-то вглубь сознания, туда, где обрывочными клочками мельтешат необъяснимые видения, наслаиваясь на реальные события.

«Десятый улыбается. Он редко улыбается, хотя это не все замечают. А еще реже можно поймать отражение этой улыбки в его глазах. Масочник. Не со зла. Без подоплёки. Чтобы защититься. Не до конца доверяет, а, кажется, что верит всем сердцем. Хотя он прав, до конца верить нельзя никому, но так хочется, чтобы поверили тебе. В тебя. Сложная цель»

Редкие прохожие с подозрением косятся на стоящего без дела подростка, у ног которого уже скопилась небольшая горстка бычков.
«Тоже не доверяют или подозревают. Фантазия, ты губишь людей»

Мимо, не замечая притаившегося Хаято, проходит Десятый вместе с Ямамото. О чём-то болтают. Бейсбольный придурок смеётся, положив руку на плечо босса. Возникает вполне осознанное желание подойти и грубо скинуть чужую конечность с совершенно неподходящего ей места, но это не его плечо. Хотя если задуматься, может ли быть похожим на его, если желание избавиться от нежелательной руки такое же, как если бы она лежала на его собственном.
Когда двое скрываются за поворотом, Гокудера неслышно покидает свой наблюдательный пункт и, выбирая обходной путь до школы, постепенно переходит на бег.
«Надо успеть первым, не хватало еще, чтобы подумали, что я проспал»
Каждый удар подошв об асфальт отдаётся тупой болью в голове. Самочувствие подводит, напоминая о наполовину скуренной пачке. Вроде бы не так уж много по сравнению с обычной нормой, но ударная доза для столь малого промежутка времени. Дыхание сбивается. У самых ворот школы приходится сбавить скорость. Одышка неприятна, воздух рвёт легкие. Чувство слабости – отвратительно.
«Может пора завязать? Вопрос, что тогда будет с итак расшатанными нервами?»

У дверей класса уже столпились разномастные ученики. Друзья, подруги, приятели, знакомые – люди. Какая разница кто они друг для друга, для Хаято они лишь человеческие особи. Безликие, шумные и занимающие слишком много незаслуженного пространства.
С самого порога в глаза бросается шутливая надпись, выведенная корявыми иероглифами в самом углу доски.
«Тсуна-неудачник»
Закатывать сцены — недальновидно и опрометчиво, поэтому легче стереть неудачную провокацию, будто невзначай проехавшись по ней боком сумки. Злость вновь подкатывает удушливыми волнами, хочется порвать в клочья весь мир, лишь бы не возникало больше подобных проблем.

Не отягощаясь оттиранием меловых следов, Гокудера забрасывает свою сумку за спинку стула. Остаётся лишь дождаться Десятого и начала урока, во время которого, можно будет слегка расслабиться, краем уха слушая невнятное бормотание учителя.
Жужжание вокруг нарастает. Гул множества голосов сливается в бесконечно-раздражающий шумовой поток. Ученики постепенно стекаются в класс, занимая отведенные им места.
«Беззаботные. Лишь мизерная их часть хотя бы схематично представляет план своей дальнейшей жизни. Как бабочки-однодневки: безликие, иногда красивые, но пустые и приносящие пользу, только после многочасовой работы толпой»

Во всем происходящем чувствуются некая странность, и эта странность заключается в том, что Десятый до сих пор не появился. Оковы беспокойства спадают только с появлением в поле зрения растрепанной каштановой макушки.
«Кивает, улыбается, отвечает на приветствия. С первого взгляда, такой же, как все»
Откинувшись на жесткую спинку стула Гокудера слегка расслабляется, мысленно вычеркивая один из пунктов списка «беспокойство». Пальцы неосознанно перекатывают шариковую ручку. Направо. Катиться упрямо, тормозя несимметричной частью колпачка. Налево. Так же.
Бесит.
Не рассчитав силы, толкает чуть сильнее, едва не роняя. Подхватывает уже в воздухе, а, когда поднимает голову, натыкается на лучащийся живой радостью взгляд карамельно-карих глаз .
— Доброе утро, Гокудера-кун.
«Действительно, доброе»
Легкая паника. На секунду потерянное равновесие, и замаскированное под поклон падение, дарит незабываемые ощущения жесткого удара коленями об пол.
— Доброе утро, Десятый!

***

Суставы пальцев жалобно хрустят в тисках железной хватки чужой руки. Парень дергается, но вырываться не может. Ему остаётся лишь смотреть в суженные в немой ярости зеленые глаза, впитывающие каждый отголосок его страданий.
Гокудера криво усмехается, глядя на это ничтожное создание, пытавшееся выехать за счёт других.
Одноклассник, одногодка, середнячок. Скользкий, отталкивающий тип, но у него не хватило мозгов, чтобы скрыть разочарование, не найдя своей крайне остроумной надписи.
— Отпусти.
— Отпущу, но чуть позже.
— Ты сломаешь мне пальцы.
— Пальцы не сломаю, а стоило бы.
Выкинутый вперед кулак, врезается в хрупкую переносицу скользящим ударом проходясь дальше по щеке. Костяшки ноют, но не сильно, все таки навыки уличного боя просто так не забываются.
Одноклассник воет и катается по земле, прикрывая руками кровоточащий нос.
— Увижу еще раз, и попрощаешься не только с пальцами.

«Заслужил. Был ли повод для физической мести?»
Ноги сами несут по направлению к выходу из школы. Гокудере уже не раз приходилось наказывать безвинно провинившихся, лишь за их мысли, вот только чувство сожаления прихошло впервые.
«Вполне вероятно, что правильнее было бы заставить парня извиниться, но далеко не факт, что подобное раскаяние принесло бы плоды.
Одно дело искреннее извинение, другое дело змея, которую поймали за хвост.
Десятый не видел надписи – не был расстроен. Казалось бы, что мстить не за что.
Есть ли смысл наказывать за то, чего не случилось?
Снова пример двойственных стандартов. Двойственность стандартов заставляет ставить под сомнение любые человеческие морали: проекция на различные ситуации одних и тех же правил даёт самое лучшее представление об их несостоятельности»

Ветер приносит дразнящий аромат свежей выпечки. Живот тут же отзывается бодрым урчанием, но для еды сейчас неподходящее время. Десятый предложил всем после уроков посидеть у него, ведь учебный год еще только начался, и уроков практически не задавали.
«Там и поем»

Бодрый шаг, обусловленный теплыми солнечными лучами, ласкающими кожу, едва не срывается на бег, в попытке быстрого достижения забрезжившей впереди цели. Хаято точно знает, чего хочет в данный момент, а об остальном можно подумать позже, оставшись наедине с собой, не торопясь, без возможных ошибок, прокручивая события минувшего дня.
Нелепая шутка заключается в том, что ошибок избежать невозможно, он всё равно их делает. Умение их не совершать – это не поэтапная шкала, оно приходит с годами, разрастаясь в различных направлениях, охватывая всё более обширные области. Но внезапность и незнание идут рука об руку, и кто бы, что не говорил про обучение «на чужих», это невозможно без личного опыта. Поэтому можно сколько угодно корить себя за промахи, но это бесполезно, если ты не признаешь, что единственно верным путём является их исправление.

«Искупление грехов»

По телу проходит нервная дрожь, оставляя неприятное ощущение того, что что-то остаётся упущенным, скрытым за гранью сознания, но, тем не менее, материальным.
Гокудера хмуро смотрит себе под ноги, в попытке сосредоточиться и поймать ускользнувшую мысль. Вот только, она, подразнив, уже скрылась из виду, подарив на прощание еще одну загадку.
Он думает о небольшой потертости на своих шнурках, о комочке налипшей на ботинок грязи, о темноватом следе неизвестного происхождение, похожем на пигментное пятно на однотонной поверхности серого асфальта.

«Что вижу – о том пою. Херня какая-то. Пытаться не думать о чём-то всегда даёт противоположный результат, а тут, похоже, зеркальная ситуация»

Секунды жизни утягиваются в небытие, съедаясь незапланированным промедлением. И это становится ясно, когда цепочка размышлений заводит в тупик. Хаято снова злиться на себя за свою глупую сущность, не позволяющую отрешиться от попыток понять устройство всего на свете.
До дома Десятого всего несколько метров, а он завис, размышляя о составе и происхождение какого-то пятна.
«Идиот»


— Гокудера!
«Тч. Бейсбольный придурок»
— А мы уже начали думать, что ты потерялся. – смеётся.
«Смейся. Думаешь, никто не понимает, что своим «показным добродушием» ты лишь пытаешься привлечь чужое внимание? Может ты и нормальный парень, вот только подобное поведение выбешивает. Жалкие попытки»
— Отвали.

Уже с самого порога, Хаято окунается в атмосферу домашнего уюта и тепла. Различия особенно ощутимы после недолгой прогулки. То немногое, что может дать обычное жилище – собрано здесь. Семья. Только она делает любое пространство желанным. Можно сколько угодно открещиваться от неё, но, только попадая в подобное место, понимаешь, что одному быть не так уж и хорошо.
— Ты чего застыл?
«В семье не без урода»
— Какую часть слова «отвали», ты не понял?
— Ты смешной.
«Да, как престарелый клоун под капельницей»
Пропустить замечание мимо ушей и подняться наверх, пожалуй, было лучшим решением, принятым за сегодня.

В комнате Десятого слишком большая концентрация живых существ.
Раздражает, но не настолько, чтобы высказывать претензии. Впрочем, Хаято на это никогда бы осмелился: тут проходит тонкая грань, разделяющая интересы Десятого и остальных. Раз, он не возмущается, значит всё в порядке.
— Гокудера-кун, я рад, что ты пришел.
— Извините, что заставил ждать!
Искреннее раскаяние выходит слишком громким, даже чересчур. Стоящий напротив Тсуна слегка морщиться, но удивление быстро сменяется стандартной улыбкой. Он действительно рад.

Время течёт своим чередом.
Веселье в самом разгаре, но отрешиться и веселиться со всеми почему-то не удаётся.
Хаято сидит за котацу, опустив голову на сложенные перед собой руки. Притворяется спящим, краем глаза наблюдая за происходящим вокруг. Сбоку слышится шорох. Кажется, что Десятый тоже устал. Теперь, когда он совсем близко, становятся отчетливо видны залегшие под глазами темные круги. Не отдавая себя отчет в том, что делает, Гокудера нащупывает под котацу узкую руку, успокаивающе сжимая тонкие пальцы. Кожа нежная, даже слишком. Подушечки пальцев круговыми движениями поглаживают мягкую ладонь, незаметно прослеживая линии жизни. Полумесяц, как кукла-неваляшка, его можно выводить бесконечно и не сбиваться.
Тсуну словно прошибает током. Он удивленно поворачивается, смотря Хаято прямо в глаза, но руку не убирает. Хочет что-то сказать, но Гокудера уже вскакивает и с резким «Извините», скрывается за дверью, ведущей на улицу.

Холодно и жарко одновременно.
Сердце учащенно стучит, как у загнанного кролика, только что сумевшего скрыться от охотничьих гончих. Мысли похожи на беспорядочный поток бьющихся друг об дружку атомов, а неспособный мыслить человек — беспомощен. Беспомощность пугает. Хаято сам не понимает, почему сбежал, но в один секунду находиться рядом с Десятым стало невозможным. Напряжение, появившееся в штанах, автоматически оказывается списанным на досадную случайность.

В одной футболке холоднова-то. Пронизывающий ночной ветер треплет волосы, выветривая из разгоряченного тела остатки недавнего жара. В процессе попытки натянуть лёгкую ткань футболки немного ниже, рука натыкается на очертания сигаретной пачки, забытой в кармане брюк.

«То, что нужно»

Пальцы замерзли и слегка подрагивают. Попытки зажечь хотя бы небольшой огонёк раз за разом проваливаются.
Ветер слишком сильный, а отойти с продуваемого участка — почему-то не приходит в голову.
Вдруг, в спину утыкается что-то тёплое, всем телом прижимаясь сзади. Хаято от неожиданности отскакивает в сторону. Зажигалка выпадает куда-то в траву.

В темноте за её полётом уследить не удаётся, зато на фоне горящих окон отчетливо виден силуэт того, кто его так напугал. Тсуна тоже нервничает, но быстро берёт себя в руки. Молча наклоняется, выуживая из густой травы жёлтый прямоугольник.
— Ты обронил. – протягивает зажигалку, нелепо смотрящуюся на маленькой ладони, так похожей на детскую.
— Спасибо. – забирать неловко, но и оставаться в таком положении тоже нельзя.

Как только зажигалка оказывается в его руках, Гокудера пытается отступить назад, но в ту же секунду Тсуна делает шаг вперед. Расстояние не изменяется. Оба застывают, ожидая дальнейших действий друг друга.
— Я… Насчёт того, что в доме. В общем, … — Тсуна сбивается, не находя несколько раз прокрученных в голове слов.
Увлеченно разглядывая носки своих ботинок, Гокудера молчит.
Сказать нечего, а смотреть в глаза боссу неудобно и стыдно. Остаётся лишь, изображая провинившегося ребёнка, тихо стоять, теребя одну из многочисленных цепочек, украшающих карманы.
— Гокудера… – звук доносится откуда-то сбоку.
Близко.
Слишком близко.
Не задумываясь, Хаято поворачивает голову и в его губы тут же утыкаются чужие. Нежные просящие. Легкое, но уверенное касание, заставляет всё внутри перевернуться, сминая выставленные барьеры.
Руки зарываются в непослушные пряди каштановых волос, чтобы немного отстранившись, вновь прильнуть, только еще ближе, лаская языком, пока еще сомкнутые губы. Нежность и страсть сливаются воедино, будя внутреннего, доселе находящегося на цепи, зверя.

«Мой. Моё, только моё»

Единственная мысль бьётся, израненной птицей, находя отражение в бешеном стуке сердца.
Хаято уже сам не осознаёт, что делает, слепо шаря поверх чужой одежды, тесня Тсуну к ближайшей стене, ни на секунду не переставая просяще водить языком по чужим губам, в надежде получить доступ. Смело, зато искренне, ведь именно этот ответ рассчитывали получить, идя на подобный шаг. И остановиться уже невозможно.

Наконец, Тсуна немного приоткрывает рот, куда тут же проникает уверенный язык, в дразнящем прикосновении, касаясь его собственного.
Сладко и завораживающе.
Ни на что другое мыслей не остаётся, лишь пытаться вжаться еще теснее, слиться с чужим телом, дарящим столь потрясающие ощущения целостности и правильности, уносящие сознание за черту доселе испытанных.

Пальцы ног поджимаются, а руки слабеют уже не в силах держаться за крепкие плечи хранителя. Но падение успевают предупредить, подхватывая под колени.
Ни на секунду не задумываясь о своих действиях, ведомый интуитивными желаниями, Хаято удобнее устраивается между раскинутых ног Тсуны, перекидывая колени босса через свои локти, неистово впиваясь пальцами в обтянутые тонкими брюками ягодицы. Безумный порыв с лихвой оплачивается приглушенным стоном, вырывающимся из наконец-то оказавшихся на свободе губ.

Вихрастая голова закинута назад, представляя, внимаю жадных зелёных глаз молочную кожу тонкой шеи, куда тут же устремляются ищущие губы, захватывая в плен бьющуюся артерию.

Жизнь между острыми краями клыков. Гул в ушах, сладкое напряжение внизу живота. Пальцы, изловчившись, дразняще поглаживают чужой напряженный член, скрытый туго натянутой тканью брюк. Зубы ни на секунду не отпускают нежную кожу, лаская захваченный участок языком и губами.
От запах возбуждения рвёт крышу, заставляя еще сильнее вжимать подрагивающее тело в стену дома.
Темно.
Покачивающие движения эмитируют половой акт, даря ощущения не хуже, чем от настоящего.
Остро, желанно, правильно.

Переход грани открывает новые горизонты. Достигаются до этого просто несформированные цели.
Возможно, кошмары отступят, но проблема не решится. И Хаято не знает будет ли ему еще когда-нибудь одновременно, так страшно и сладко.

«Спасибо, Небо»